Хозяйка молодильных яблок - Иви Тару Страница 4

Ветер прошелестел по саду, взметнул с земли лепестковые вихри. Милава прошла к избушке, что стояла в углу сада. Здесь в пору сбора урожая яблоки хранили и всякое разное, что для работы в саду нужно. В углу печь стояла, рядом на стене висели на крючках большие противни – яблоки сушить.

За углом избушки послышалась возня и смех. Ясно, опять Елеся с кем-то из парней в саду милуется. Сестрица сводная хоть и младше Милавы на год, а на парней давно заглядывается, они ее тоже не пропускают. Как посиделки-повечерницы, так у нее отбоя от ухажеров нет. Велезара Елесю за то корила, порой и тряпкой могла съездить.

– Зачем тебе эти деревенские олухи? – сердилась она. – Тебе на других заглядываться нужно. Вон купцы мимо на ярмарку проезжали, чтоб им не поулыбаться? Глядишь, и приглянулась бы кому. Да что купец! С твоим приданым и к боярину не стыдно в дом войти.

– Нужны мы им, – отвечала обычно Елеся. – Что у них своих девок нет?

– Может, и есть, – встревала Беляна, – да мы чем хуже? Мы и получше будем.

Велезара Беляну за такие речи по голове гладила и к груди прижимала, а сама в это время на Милаву смотрела да таким взглядом, что ложись да помирай прям сразу.

Девушка вздохнула – мысли о мачехе всегда ее или в гнев, или в тоску вводили – и нарочито громко хлопнула дверью избушки. Смешки стихли, послышался шепот и потом шаги. Когда Милава уже надела передник поверх платья и волосы подвязала лентой, чтоб не мешались, в дверь тихонько заглянула Елеся.

– Ты рано сегодня, – с легким неудовольствием в голосе заметила она. – А вроде же на кухне помогать должна.

– Помогла уже, – Милава взяла садовый нож и корзину. – Куриц всех ощипала, тесто замесила, печи растопила. Потом Велезара меня прочь погнала.

Елеся фыркнула. Она не была особо вредной, сестрица сводная, но на язык бойкая, и шутки порой злые творила. Даже не столь злые, сколь обидные.

– Вот недаром матушка на тебя серчает. Чтоб тебе матушкой ее не звать? Или хотя бы просто матерью? Соседи, видя такое, уж сплетни разносят, что не любят тебя и обижают всячески. Скажи, обижают тебя в доме?

Милава давно научилась не поддаваться на такие каверзы. Чтобы она не сказала, Елеся все по-своему вывернет. Вывернет и Велезаре доложит.

– Подумаешь, сплетни! – фыркнула вместо ответа. – Тебя же сплетни не пугают? Почему других должны?

– Меня? – Елеся осеклась, потом залилась красным по самые уши. – Ты о чем?

– Да так, ни о чем. – Милава не стала говорить, что застала Елесю с парнем в саду. – Лучше скажи, что там за переполох, правда, что ли, князь приезжает?

Сестрица усмехнулась.

– А тебе зачем? Думаешь, он на тебя глянет и влюбится? Посмотри на себя, опять распустехой ходишь. Вот матушка-то заругается.

– Как домой пойду, приберусь, – буркнула Милава и подвинула Елесю плечом, чтоб наружу выйти. – И ты иди, готовься князя принимать. Он же к нам гостевать придет?

– Да не, – отмахнулась Елеся, – если бы князь, матушка совсем бы с ума сошла. Пока только боярин едет, говорит, с поручением от самого князя. И да, у нас остановится. У кого еще, как не у старосты? Дом наш самый лучший и просторный, и боярина примем, и дружину его разместим.

– Вот и иди тогда, – Милава остановилась возле кустарника, что густой полосой огораживал весь сад. Достала садовые ножницы и принялась ровнять ветки, придавая живой изгороди опрятный вид.

До боярина ей не было никакого дела: хорош ли он, как Ярило молодой, или страшен, как медведь по весне, мало ее заботило. Главное, пока гости в доме, Велезара придираться к ней не станет. На людях она всегда себя добренькой и ласковой показывала. Так что неведомому боярину можно и спасибо сказать. Интересно, что если прямо перед боярином укорить мачеху, что сундук с ее приданым та себе забрала, мол, для сохранности пущей, а на самом деле из жадности и зависти. Не посмеет же мачеха перед важным гостем ругаться, да отказываться или посмеет? Девушка вскрикнула, острым шипом палец уколов. Вот и ответ: сиди не высовывайся. Гость-то уедет, а ей тут жить.

Глава 4. Тайные встречи

Елеся немного постояла, посмотрела, как работает сводная сестрица, а потом пошла к мостику. Странная она, конечно, эта Милава. Никогда не знаешь, что у нее на уме. Ведь сначала она матушку даже любила, и та ее привечала, волосы на ночь чесала, как и родным дочерям. Милава ее матушкой звала, а потом – как отрезало. Стала грубить, от гребней уворачиваться, а потом и вовсе стала по имени лишь звать. И ничего с ней поделать не могли: отца не слушает, всё наперекор делает. Как же тут матушке не серчать?

Вскоре, правда, мысли ее скакнули в другую сторону, и она забыла про строптивую сводную сестру. Домой идти не хотелось: там матушка с Беляной с утра порядки наводят, полы метут, новые рушники достают и накидки на лавках меняют. К приезду боярина готовятся. Беляна с утра уже щеки нарумянила и брови насурьмила. Думает, красой какого-нибудь гридня привлечь, а может, и на боярина нацелилась. Говорят, близкий друг самого князя Ставра Семидольского, молодой, пригожий.

Самого нового князя, Ставра Премиславовича, Елеся ни разу не видела. Когда его на стол кликали, отец в столицу от деревни отряжен был, чтоб крикнуть от всех: «Любо» али «не любо». Тут уж как посмотреть. Но Ставр Премиславович народу давно люб казался, так что дружно крикнули его на княжение, и дело сладилось. Прежний-то князь скончался три месяца назад от хвори какой-то. Княгиня мужа схоронила и решила в святилище Макоши удалиться, век свой вдовий доживать, но сперва сына на княжеский стол посадить.

Елеся шла по мостку и так задумалась о делах столичных, от нее далеких, что не услышала шагов сзади, а когда услышала – поздно было.

Кто-то обхватил ее сзади, в воздух поднял. Девичий визг раздался над речкой.

– Ай, Горыня! Пусти!

Высокий дюжий парень с кудлатой головой и чернявой бородкой, смеясь, опустил ее на дощатый мосток.

– Заждался тебя, любушка моя, – прошептал он, привлекая ее к себе. – Чего там так долго в саду делала?

– Да сестрица пришла, хорошо хоть тебя не заметила; вот я и поболтала с ней, чтоб она не заподозрила чего.

– Устал