Второй шанс или повар-попаданка - Ли Ан Страница 24

— И что вы ему скажете?

— Правду. Что вы сильнее, чем он думает. Что у вас есть союзники. И что лобовая атака может обернуться поражением.

— А он поверит?

— Дядя прагматик. Если я представлю убедительные аргументы, он переосмыслит стратегию.

— И что тогда?

— Тогда, возможно, он согласится на честные переговоры. Без угроз и принуждения.

— А вы готовы стать посредником в таких переговорах?

Он задумывается, и я вижу, что вопрос для него непростой.

— Готов, — говорит наконец. — Если вы мне доверитесь.

— Почему я должна вам доверять?

— Потому что я даю слово дворянина, что буду действовать честно.

— Слово дворянина, который пришёл сюда угрожать мне?

— Слово человека, который понял, что ошибался.

В его голосе звучит искренность, которую трудно подделать. Но доверять или нет?

— Мне нужно время подумать, — говорю наконец.

— Сколько времени?

— Несколько дней. Неделю максимум.

— Хорошо. — Он берет шляпу и трость. — Тогда через неделю я приеду за ответом.

— Договорились.

Провожаю его до кареты, и по дороге он внимательно осматривается. Замечает новую конюшню, отремонтированные постройки, ухоженный двор.

— Впечатляюще, — говорит, садясь в карету. — Вы превратили умирающее поместье в процветающее предприятие.

— Пока не умирающее, — отвечаю. — И намерена сделать так, чтобы оно процветало и дальше.

— Уверен, что так и будет. — Он наклоняется из окна кареты. — Мадемуазель де Монклер, что бы вы ни решили, знайте — лично я желаю вам удачи.

— Даже если это означает провал ваших планов?

— Даже тогда.

Карета отъезжает, а я долго стою, глядя ей вслед. Что это было? Деловые переговоры? Попытка вербовки? Или что-то более сложное?

Доминик де Ларошфор оказался не тем, кого я ожидала увидеть. Не холодным расчетливым врагом, а человеком, попавшим в сложную ситуацию. Манипулируемым дядей, но сохранившим остатки совести. И, что самое опасное, привлекательным.

Да, привлекательным. Бесполезно это отрицать. Красивый, умный, образованный мужчина, к тому же показывающий признаки внутренней борьбы и способности к переосмыслению. В моём возрасте такой коктейль действует безотказно.

А ещё — заинтересованным мной лично. Это было заметно в последние минуты разговора. Способ, которым он смотрел, интонации голоса, желание «наблюдать за тем, как я управляю заведением»...

«Элеонора, — говорю себе строго, входя в дом, — не время для романтических глупостей. У тебя бизнес, долги, враги. Последнее, что нужно — влюбляться в племянника главного врага.»

Но сердце, как известно, логике не подчиняется. Особенно двадцатилетнее сердце в здоровом красивом теле.

— Мадемуазель, — входит Этьен. Он наблюдал за встречей из соседней комнаты. — Интересный разговор.

— Слышали?

— Основное. И что думаете делать?

— Пока не знаю. — Поворачиваюсь к нему. — Этьен, вы знаете что-нибудь о графе де Ларошфоре? Лично?

— Немного. Встречался с ним дважды, получал задания.

— И какое впечатление?

— Холодный, расчетливый, безжалостный. Привык добиваться своего любыми способами. Но умный — не станет лезть на рожон, если поймет, что противник сильнее.

— А племянник?

— Другое дело. — Этьен садится в кресло, которое только что занимал Доминик. — Воспитывался дядей после смерти отца, но характер остался мягче. Я бы сказал — он скорее жертва обстоятельств, чем злодей по призванию.

— Но опасен?

— В том смысле, что может причинить вред, выполняя дядины поручения — да. В том смысле, что сам хочет причинить вред — сомневаюсь.

— Понятно. А как вы думаете, его предложение о компромиссе — серьёзное?

— Возможно. Если он действительно ищет способ избежать прямого конфликта.

— Или это ловушка.

— Или ловушка, — соглашается Этьен. — Но есть способ это проверить.

— Какой?

— Дать согласие, но с условиями. Такими, которые покажут его истинные намерения.

— Например?

— Потребовать гарантий. Письменных обязательств. Встречи с самим графом для обсуждения деталей.

— Если он согласится — значит, предложение честное?

— Если согласится — значит, действительно хочет мирного решения. Если откажется или будет уклоняться...

— Значит, готовится подвох.

— Именно.

— А что вы думаете о нём лично?

Этьен задумывается.

— Сложный человек. Образованный, воспитанный, но явно несчастный. Такое впечатление, что всю жизнь делает то, что от него ожидают, а не то, что хочет сам.

— И это хорошо или плохо для нас?

— Хорошо, если он действительно готов пойти против дяди ради справедливости. Плохо, если в критический момент семейный долг окажется сильнее личных убеждений.

— То есть на него нельзя полагаться?

— Я бы не стал ставить на него всё. Но как союзник он может быть полезен.

Мы ещё полчаса обсуждаем варианты, но окончательного решения не принимаем. Слишком много неизвестных, слишком высоки ставки.

— Этьен, — говорю наконец, — а что если мы попытаемся узнать больше о самом графе? О его планах, методах, слабостях?

— Можно попробовать. У меня есть контакты среди слуг знатных домов. За деньги они готовы рассказать многое.

— Отлично. Займитесь этим. Мне нужна полная картина происходящего.

— Хорошо. А что насчёт молодого де Ларошфора?

— Что — что?

— Будете с ним работать?

— Посмотрим. Пока рано делать выводы.

Этьен кивает и уходит заниматься своими делами. А я остаюсь в гостиной, обдумывая разговор с Домиником.

Странное дело — час назад он был врагом, а теперь я думаю о нём... не как о враге. Как о человеке, который может стать союзником. Или даже чем-то большим.

«Элеонора, — снова говорю себе, — ты играешь с огнём. Этот человек может оказаться твоей погибелью.»

Но почему-то мысль о погибели не пугает. Наоборот, добавляет остроты ощущений.

Вечером, после ужина, я сижу в библиотеке и пытаюсь разобраться в своих чувствах. Потому что дело не только в деловых расчетах.

Доминик де Ларошфор произвёл на меня впечатление. Сильное впечатление. Не как враг или деловой партнер, а как мужчина. В моей прошлой жизни я была слишком занята выживанием, чтобы обращать внимание на подобные вещи. Работа, дети, домашние дела — на романтику времени не оставалось.

А сейчас... сейчас мне двадцать лет, и красивый умный мужчина, пусть даже стоящий по другую сторону баррикад, не может оставить равнодушной.

Особенно когда этот мужчина показывает признаки совести и внутренней борьбы. Когда говорит о своих мечтах и сожалениях. Когда смотрит на меня не как на противника, а как на... что? На женщину, которой восхищается?

Опасные