Второй шанс или повар-попаданка - Ли Ан Страница 23

В последних словах звучит что-то личное. Не деловой интерес, а человеческий. И что-то ещё, что заставляет моё сердце биться чуть быстрее.

— Месье де Ларошфор, вы предлагаете мне обмануть вашего дядю?

— Я предлагаю найти компромисс. Который устроит всех.

— А если он раскроет обман?

— Не раскроет, если мы будем осторожны. К тому же, формально никакого обмана не будет. Просто... не вся информация.

— И вы считаете это честным?

— Я считаю это разумным, — он встает, начинает ходить по комнате. — Мадемуазель де Монклер, дядя получит то, что хочет — официальные права на участие в контроле торговых путей. Вы сохраните то, что хотите — реальную власть над своим заведением. Я получу возможность выполнить семейный долг, не причинив вам вреда.

— А что мешает вашему дяде потом потребовать больше?

— Контракт. Четко прописанные условия. Юридическая защита.

— Контракты можно нарушать.

— Можно. Но дядя — человек практичный. Если формальное соглашение будет его устраивать, он не станет создавать лишние проблемы.

Интересное предложение. С одной стороны, риск. С другой — возможность избежать прямого конфликта с могущественным врагом.

— Мне нужно подумать.

— Конечно. — Он останавливается перед моим креслом. — Только не слишком долго. Дядя ждет результатов, и его терпение не безгранично.

— А что будет, если я откажусь от любых компромиссов?

Лицо его становится серьёзным, почти мрачным.

— Тогда он перейдёт к более... решительным действиям.

— Каким именно?

— Предпочитаю не вдаваться в детали. — Он проводит рукой по лицу, и жест этот выражает усталость. — Но поверьте — лучше до этого не доводить. Граф де Ларошфор не привык к отказам.

— И что он может сделать? Поджечь дом? Убить гостей?

— О нет, ничего настолько грубого. — Грустная улыбка. — Дядя предпочитает более изящные методы. Административное давление, экономическая блокада, компрометация в глазах общественности... Способов разрушить бизнес множество, и все они вполне законны.

— Понятно.

— Мадемуазель де Монклер, — он наклоняется ко мне, и я чувствую лёгкий аромат дорогого одеколона, — я искренне надеюсь, что вы найдете мудрость согласиться на компромисс. Не ради меня, не ради дяди, а ради себя. Вы создали что-то прекрасное. Было бы жаль это потерять.

— А что, если я предложу альтернативу?

— Какую?

— Что, если вы скажете дяде, что я категорически отказалась от любых предложений? Что я непреклонна и готова бороться до конца?

Он выпрямляется, удивлённо поднимает брови.

— Зачем?

— Чтобы проверить, действительно ли он готов к жестоким мерам. Или просто блефует.

— Мадемуазель де Монклер, это очень опасно...

— Все стоящие решения опасны.

— Но если дядя действительно начнет действовать?

— Тогда мы будем защищаться. У нас есть союзники.

— Какие союзники?

Надо же, забыла, что он не знает про Этьена. И про маркиза де Монтескьё тоже.

— Влиятельные люди. Которые заинтересованы в процветании нашего заведения.

— Более влиятельные, чем граф де Ларошфор?

— Возможно. — Встаю, подхожу к окну. — Месье де Ларошфор, ваш дядя привык действовать в определённых кругах. Но мир больше, чем местная аристократия.

— Что вы имеете в виду?

— То, что у нас есть покровители при дворе. Люди, которые ценят успешные предприятия и не любят, когда их разрушают.

Это правда, хотя и не вся. Маркиз де Монтескьё действительно обещал покровительство, но насколько далеко простирается его влияние, неизвестно.

— При дворе? — Доминик явно впечатлён. — Кто именно?

— Профессиональная тайна. — Поворачиваюсь к нему. — Но поверьте, эти люди не дадут разрушить то, что считают перспективным.

Он задумчиво кивает.

— Если это правда, то ситуация осложняется. Дядя не станет рисковать, если против него выступят придворные.

— Вот видите. Иногда стоит рискнуть и показать силу.

— А если ваши покровители окажутся не такими влиятельными, как вы думаете?

— Тогда мы проиграем красиво. — Улыбаюсь ему. — Но по крайней мере не будем себя презирать.

Он долго смотрит на меня, и в этом взгляде я читаю смесь восхищения и беспокойства.

— Вы удивительная женщина, мадемуазель де Монклер. Мне никогда не встречались дамы, готовые так рисковать.

— Может быть, вы просто вращались в слишком узких кругах?

— Возможно. — Слабая улыбка. — В Версале дамы предпочитают более... безопасные развлечения.

— Версаль — это прекрасно. Но жизнь не ограничивается Версалем.

— Я начинаю это понимать.

Мы стоим у окна, и между нами повисает странная тишина. Не неловкая, а скорее... напряженная. Словно в воздухе витает что-то недосказанное.

— Мадемуазель де Монклер, — говорит он наконец, — могу я задать совсем личный вопрос?

— Попробуйте.

— Вы... вы когда-нибудь сожалели о том, что родились дворянкой?

Странный вопрос. И очень личный.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что иногда кажется, что дворянское происхождение — это не привилегия, а клетка. Золотая, красивая, но всё-таки клетка.

— А вы сожалеете?

— Честно? Да. — Он отворачивается от окна. — Иногда думаю, как было бы хорошо родиться простым человеком. Без семейных обязательств, без необходимости соответствовать чужим ожиданиям. Просто жить своей жизнью.

— Но тогда у вас не было бы образования, связей, возможностей...

— Зато была бы свобода выбора.

— Свобода выбора есть всегда, месье де Ларошфор. Вопрос в том, готовы ли вы заплатить за неё цену.

— Какую цену?

— Отказ от привычного комфорта. Готовность начать всё с нуля. Мужество идти против мнения окружающих.

— Как вы?

— Как я.

Он поворачивается ко мне, и я вижу в его глазах что-то новое. Не просто интерес или восхищение, а что-то более глубокое.

— Вы правы, — говорит он тихо. — Вы абсолютно правы. И знаете что? Я завидую вам.

— Мне? Разорившейся дворянке, которая содержит трактир?

— Вам — женщине, которая нашла в себе силы изменить свою жизнь. Которая не испугалась осуждения и пошла своей дорогой.

— Лестно. Но поздно что-то менять — вы уже здесь с поручением дяди.

— Поручение поручением, а выводы — моё личное дело.

— И к каким выводам вы пришли?

— К тому, что... — Он запинается, словно решает, можно ли говорить то, что хочется. — К тому, что, возможно, дядя ошибается.

— В чём именно?

— В том, что вас можно запугать или купить. В том, что ваше дело — это временная блажь, которая скоро закончится. В том, что с