Встречная-поперечная - Антонина Циль Страница 24

Журчал голос сказительницы или перехожего странника со свежим, если повезет, арсеналом историй. Но чаще всего то были старые, всем известные истории – благостные и поучительные, услышав которые, дитя не проснется посреди ночи с плачем и испугом.

Сказки были про царевен Поперечных и их любви к вдольским царевичам. Смело проникали девы в Явь в образах тварей лесных и болотных – в шкуре ли лягушачьей, жар-птицей или горлицей – чтобы быть с любимыми. Но творили козни вдольский князь-отступник Кащей (продавший душу ради бессмертия), трехглавый змей-демон и его сестра Баба-яга, носатая ведьма, которая тоже непременно влюблялась в царевича.

И тогда уже вдольский витязь отправлялся за любимой в Навь, где ему помогали поперечные существа: волк-оборотень, леший и даже Баба-яга, с которой обязательно заключалась какая-нибудь выгодная для нее сделка.

Но когда, умаявшаяся, убаюканная сказкой, под теплыми шкурами засыпала на лавках детвора, в общей избе звучали совсем другие истории. Про глупую Липушку, которую голодная нечисть, пообещав жениха, заманила в лес на погибель. Про вздорную мачеху, в студеную зиму отдавшую упырям пасынков и проклятую каждую ночь слышать их голоса у окошка. Про дочь вдольского князя, высокомерную, но лишенную дара, после смерти отца устроившую войну с лесными жителями.

Маша не спала: терпела да слушала, закрыв глаза. И потом дома старательно записывала байки в свою тетрадку. Папа так делал, а значит, это было правильно.

«И никто не сыскал потом их косточек», — так заканчивались почти все страшные сказки.

На болоте Маше подумалось, что вся эта затея может закончиться, вот прям как в этих сказках. Как с княжьей дочерью, которая считала, что все обязаны ей в ножки кланяться, и отправилась ночью в лес учить уму разуму злую нечисть.

И сколько не храбрился Игнат, ведя спутницу по болотной тропке и демонстрируя невиданное спокойствие духа, был он всего-то обычным парнем. Поперечье и не таких добрых молодцев глотало, пережевывало и выплевывало, хорошо, если живыми. Про косточки думать не хотелось.

А Игнат вдруг остановился и развернулся к Маше лицом:

— Марья Петровна, — сказал он чуть виновато, — я хотел вам кое в чем признаться. Мне весьма стыдно, но…

— Да знаю я, — вздохнула Маша, стараясь не коситься в кусты, откуда таращились круглые желтые глаза позёмницы, нечисти-пересмешницы, известной своими морочными песнями. – И очень жалею, что потащила вас с собой.

Позёмница молчала. Пока. Другая уж б запела. И это радовало.

— Знаете? — глаза парня поползли на лоб.

— Конечно. Вы тоже боитесь, и ничего постыдного в том нет. Давайте вместе подумаем, как сделать, чтобы нам наша авантюра боком не вышла. И… простите меня. Я действительно наивна и глупа, раз вовлекла вас в это дело.

Игнат смущенно почесал верхнюю губу. Там у него была родинка, аккуратная, словно нарисованная. У кого-то другого она смотрелась бы женской мушкой, но смешливым чертам Игната придавала почему-то строгости.

— Нет, Марья Петровна, я не о…

На тропе вдруг выросла приземистая фигурка: коряга не коряга, ветка или болотный сыч – не разглядеть.

Фигурка булькнула, обернулась спиной и поковыляла прочь на сучковатых когтистых лапах.

— Что он сказал? — спросил Игнат.

— Велел идти за ним.

Тропа привела к открытой воде. Под сплетенными ветвями кривых деревьев на кочке сидел сам хозяин болот.

Маша водяных никогда не видела, вокруг Березовки рек и болот было немного. Она представляла их круглыми, сдобными. Они и должны были такими являться, судя по описаниям в книге отца. В воде без запасов жира зимой холодно и спячку не переждать.

Но хозяин помежского заболотья бы худощав и больше похож на человека, чем на нечисть. По-старчески сгорбившись, сидел он на кочке, похлопывая по воде двумя зелеными хвостами. И опять же, такого вот двухвостого вида в Машином справочнике не упоминалось.

Суровое лицо водяного в обрамлении спутавшихся седых волос было пугающе неподвижным. Белые брови двумя кустами сошлись на переносице. Одни только острые длинные уши жили каждое своей отдельно жизнью: вздрагивая, прижимаясь, распрямляясь.

Водяной мрачно уставился на гостей.

Маша, быстро прокашлявшись, заговорила было на наречии кикимор, но болотный дух махнул перепончатой рукой с острым стариковским локтем и бросил:

— Да не трудись, дева, по-человечьи я разумею.

Глава 11

— Зачем пожаловали? — водяной говорил медленно, проговаривая каждое слово.

— С просьбою, — Маша отвесила поклон, Игнат тоже склонил голову, не так низко, но водяной только хмыкнул.

— Ты Петра дочь из яблоневого дома? — обратился он к Маше.

— Да, я Мария.

— Имя мне твое пока ни к чему. Петра я помню. Хороший был детеныш… Эх. Ведаю также, мне твоя просьба боком выйти может.

Маша прикусила губу и кивнула. Кого она собиралась обмануть? Что намеревалась замолчать? Все реки ручейками да болотцами соединены, конечно, дух болотный слышал, что в доме Осининых поселилось неясное зло.

Замкнутый круг. Без водяного пруд не восстановится, без чистого пруда кикиморы правду не расскажут. А без правды, согласится ли болотный дух на переезд?

И Маша сбивчиво заговорила – изложила все как на духу, чувствуя, как напрягается рука Игната, который так и не отпустил ее ладошку.

Выслушав гостью, водяной замолчал, погрузившись в раздумья. Болотный дух извел откуда-то длинную курительную трубку, перепончатой ладонью сграбастал с кочки трепещущий огонек.

Запах табака разнесся над топью – вроде обычного, какой мужики в деревнях курят, да не такого, а с резким пряным запахом, от которого у Марии закружилась голова. Нет бы что-то полезное перенял от людей поперечный, а то всяких вредных привычек понабрался.

Маша тоже молчала, затаив дыхание. И если еще двумя днями раньше она считала договор с кикиморами забавным приключением, мимолетным, но достойным краткого упоминания в ее будущей монографии, то теперь почему-то изо всех сил молилась, чтобы водяной согласился.

— Вот что, — прервал молчание дух. — Я согласен. Пруд восстановлю, рыбу заселю. При условии. Я старый, мне досмотр нужен. Сыновья мои знают лишь, как лаяться. Молодые еще, несмышленые. Об них тоже… позаботиться надобно. Пусть вдольский князь расселит отпрысков моих. Куда, ему лучше знать. Что касаемо переезда… До Старой пристани так и быть доплыву-доберусь, а дальше думайте, как.

— Придумаем, — пообещал Игнат.

— Что касается пропитания, — водяной глубоко затянулся трубкой,