Встречная-поперечная - Антонина Циль Страница 25

— я не кикимора, чтобы мух и сверчков жрать. Рыбы. Свежей, пока своя в должном количестве не заведется, два пуда в неделю. Да и потом, когда заведется, не меньше пуда. Стар я, чтоб день-деньской за карасями гоняться. Чаю… Огурчиков соленых когда-никогда… да и так, посладковать чуть – медку или варенья.

— Предоставлю, — подавив вздох, пообещала Маша.

— Что за зло в доме, мне знать не интересно. Выясню ежели чего – сообщу. Но и судьба бывшего хозяина пруда мне не по нутру, сама понимаешь, хозяйка. Потому раздобудьте мне воронов камень, чтобы, значит, мог я в любой момент из ловушки ускользнуть. Без камня не поеду. Коли все пойдет хорошо, обещаю служить тебе, хозяюшка, честью и правдой. Свежей водой обеспечивать, водными дарами и защитой.

Маша снова поклонилась и вытащила игольницу, собираясь закрепить договор капелькой крови.

— Не нужно, — махнул рукой водяной. — Зачем нам, ежели на то воля вдольская.

Маша ничего не поняла, но снова кивнула.

Из воды высунулись три очаровательные девичьи головки. Наяды, определила Мария.

«От русалок-утопленниц зело отличны чертами, повадками и нравом».

Да, пожалуй. У истинных водяниц в лицах проглядывало нечто совсем уж нечеловеческое. Но хихикали они, совсем как обычные девчонки. Если бы наядидки были людьми, Маша дала бы им лет по двенадцать-тринадцать.

— Внучки мои, — подобрев лицом, сказал водяной. — Ох и егозы. Девичьи побрякушки сильно уважают.

И многозначительно покосился на внучек, давая им право голоса.

— Принесешь нам бусики? — наклонив голову, пропищала одна из наяд, обращаясь к Маше.

— Браслеты! — подхватила вторая, чуть не выпрыгнув из воды.

— И наушницы, — смущенно и робко добавила третья, прячась за спинами сестер.

— Непременно, — пообещала Маша.

На обратную дорогу водяной дал им семечко травы-рассечницы. Стоило кинуть его в воду, и река разошлась.

Те камни, что дала им Любава, оказались обычными голышами, но подпитанными «ведью», лечебной магией ведуний и ведунов. Любава время от времени брала горсть камушков домой, а потом возвращала в водоемы, чтобы отгонять зло.

— Нужно еще таких камушков у Любавы выпросить, — сказала Маша по пути через лес. — В пруд кинуть. На сколько, интересно, их хватает?

Игнат не задавал вопросов о проблемах с домом Осининых, и Маша была ему благодарна. В конце концов, она при нем все рассказала водяному.

На этот раз тропа не плутала и не морочила. Венки, обагренные кровью, лежали у Марии в торбе. Солнце село, и лес отзывался обычными звуками: уханьем совы, пением ночных птиц, скрипом деревьев и тявканьем лисы (не иначе как нечисти-перевертыша, способной оборачиваться в рыжую девчонку-морочницу), что шла за путниками всю дорогу.

Булат и Кудря вздрагивали, но не баловали.

— Вы, Марья Петровна, только представьте, — хохотнул вдруг Игнат, — что будет, если каждая важная нечисть возьмет в привычку проситься на полный пансион.

Маша представила и рассмеялась. Решено было довезти домового в тачке, а по дороге поливать водой. Воронов камень? Игнат не знал, что это за диво, но обещал расспросить Любаву или нянюшку Догву.

Напряжение уходило, но в душе Мария клялась-божилась всем известным ей богам, что никогда больше не решится на подобные авантюры.

— Самое время кое-что мне вам рассказать, — сказал Игнат, отсмеявшись и посерьезнев.

Маша наклонила голову, дав понять, что готова выслушать. Но внезапно Кудря встала посреди тропы, а потом и вовсе попятилась с тихим испуганным ржанием. Всхрапнул Булат.

Игнат прижал палец к губам, напряженно вглядываясь в дорогу.

И в следующую секунду она обнаружила себя сидящей на крупе Булата, прижатая лицом к Игнатовому плечу. Его ладонь лежала у нее на затылке и не давала повернуть голову. Сам он тоже развернулся спиной к голове коня.

Не успела Маша преисполниться негодования (которым почему-то исполняться совсем не хотелось), как Игнат сипло прошептал:

— Тише. Не говорите и глаз не раскрывайте, ни в коем случае. Паутинница. Сюда идет.

И тут Мария Петровна сама, тихо пискнув, сильнее вжалась в грудь молодого человека.

Паутинницы в лесах появлялись редко. Были они вестницами зла, страшных перемен. Бродили в лихие дни по тропам и убивали случайных путников.

Сельские жители боялись их больше упырей. Упырь… он что – в первые месяцы разве для детей опасен, а потом, если выследить место захоронения и не дать твари как следует раздобреть, достаточно вскрыть могилку, отчекрыжить бывшему ведуну или ведунье (вставшим на путь тьмы) голову, срез засыпать солью да воткнуть в сердце осиновый кол.

А если кто встретится взглядом в лесу ночном с паутинницей, того опутает она невидимой паутиной и будет силу пить, пока человек не зачахнет. Расстояние для нее не помеха. И молитва супротив не действует, потому как зло… оно из деяний человеческих родится. И боги сами к таким деяниям суровы.

Маша вспоминала сельские посиделки со страшными историями и неторопливый голос князя Мурзина.

Одно могло спасти от призрачной девы, чье одеяние соткано из паутины, а лицо прекрасно, словно лик ангела – не смотреть и не встречаться с ней глазами. Но искушение увидеть паутинницу бывало обычно столь велико, что люди не выдерживали – поддавались мороку.

Маша дрожала, а в голове шептались голоса.

… посмотри… один только взгляд… ты же всегда мечтала увидеть редкую нечисть… опишешь в своей книге… станешь знаменита…

… что станется от одного взгляда? … одним глазочком-то можно, необязательно в глаза смотреть…

… станешь знаменита и богата… что тебе будут после того Осининские миллионы?... сама свой собственный дом выстроишь, не хуже…

… за вдольского князя замуж выйдешь? … хочешь?

Тихий издевательский смех. Мороз по коже. Даже с закрытыми веками глаза наполнились проплывающим мимо сиянием. Волосы затрещали, как при грозе. Эктоплазма. Главное, глаза не открывать. А так хочется.

Нечто холодное коснулось плеча, словно ледяной рукой провели. Игнат только крепче сжал объятья.

Холодная волна двигалась медленно.

Однако ни Булат, ни Кудря панике не поддались – очевидно, не видели лесное зло и не ощущали. И немудрено. Морок паутинницы был направлен на человека, его разум и воображение. Значит, они все-таки близки к призракам, сделала вывод Маша.

Споры о разумности паутинниц велись давно. Как они у жертв ум читают? Инстинкт то подобный животному или логика, расчет, анализ?

Но нечисть ошиблась. Предложила славу и деньги. А сие Марию Петровну никогда не интересовало. Или интересовало, там, в самой глубине души? И тогда, значит, есть повод гордиться собой – устояла, не поддалась искушению.