По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская Страница 17

И ветер отозвался… Он взвыл, точно голодный волк, ударил в лицо, сорвал платок с головы царевны. Вылезшие на берег мертвецы закряхтели, припали ниже к земле. Кого-то ветер сбил с ног, повалил обратно в воду.

— Я знаю, ты бродишь рядом, Хозяйка Белого леса, — продолжала Витария. — О, повелительница стужи и морозов, королева зимы, приди! Клянусь, я отдам тебе всю себя! Только помоги! Развей тьму своим белых дыханием! Заточи злое колдовство в оковы льда! Призываю тебя, могущественная Ледяница!

Невыспавшийся, раздосадованный и злой Емеля застыл, стоя по пояс в камышах и осоке у самой кромки воды. Дальше начинались топи. Своей оборотнице он был предан всем сердцем, а вот с прочими кикиморами и утопцами знакомиться не жаждал.

У царевны Витарии, похоже, было другое желание. Словно угорелая она бросилась в топи, вприпрыжку по кочкам. Жалко девчонку, но что поделать? Он хотел как лучше. Несмеянка не оценила его стараний.

— Ну погляди, наглая какая, — выругался Емеля, добавив бранных выражений. — Подарками не побрезговала, приняла, наелась, напилась, отогрелась и дала дёру! — он махнул рукой, плюнул. — Да пропади ты пропадом, коза-дереза!

В этот миг не по-осеннему пронизывающий ветер ударил его по лицу, будто оплеуху отвесила длань ледяная. Туман позади трусливо дрогнул и хлынул в чащу леса. Вдали за болотами завыло, загудело. Ночные небеса заволокло ещё более тёмными тучами.

Емеля пошатнулся, удивлённо поднял брови. Что такое? Уверенность, питаемая колдовством щуки, ослабла. К сердцу подкрался невнятный страх. Что за сила надвигалась на них с севера?

В следующий миг ветер взревел совсем близко. Луна потонула во мраке. Лес застыл, будто затаил дыхание. И вдруг белая стена снега обрушилась на мир, бешено ворвалась непрошеным гостем.

Емеля охнул и, прикрыв голову руками, бросился в лес. Снег и ветер зло шипели и хлестали Емелю по спине, по плечам. Земля под ногами буквально на глазах покрывалась льдом. Скрипел снег. Звенели под стопами хрусткие кусты ягодников, ломались ветки.

— Уходи, Емеля… — донеслись до парня слова щуки. — Беги… Спасайся…

Он не сумел даже ответить. Всё внимание Емели сосредоточилось на том, чтобы спастись. Заслонив лицо, он бежал через лес. Казалось, мороз сковал всё вокруг и теперь нацелил острые клыки на живую человеческую плоть, пробирался к молодому горячему сердцу.

Посреди осени нежданно-негаданно грянула зима. Но не только в холоде таилась опасность. Сама смерть пришла следом.

Надёжно сковал лёд тела и гнев утопленников. Хрустальные покровы скрыли тлен и гниение. Побледнели и замерли болотные воды. Но стихия смерти заиграла лишь громче. Её монотонное пение приносил жгучий ветер.

Точно души погибших сплелись в едином хоре. Они жаловались и плакали, бранились и молили, как только недавно молила Витария. Надрывный плач родителей и детей слышался в вое ветра. Голоса матерей и пропавших отцов рвали душу. Они просили о помощи, о тепле, но тщетно…

Царевна Витария долго брела сквозь пургу и бесконечную ночь. Она продиралась сквозь чащобы и болота. Она скользила по насту, падала, вставала. Она тонула в сугробах, но выбиралась и шла дальше.

Набившийся в сапоги снег кандалами сжимал голени. Дыхание замирало седым инеем на ресницах. Тяжёлые оледеневшие одежды тянули к земле. Где-то выли волки.

Но царская дочь не ведала ни страха, ни усталости, ни холода. Она благодарила Хозяйку Белых лесов за то, что та услышала и откликнулась. За то, что прислала северные морозы. За то, что покрыла льдом водоёмы и отняла силу у тёмного колдовства речной волчицы.

Скрипели деревья. Жалобно стонал ветер, неуспокоенные души жаловались на свою судьбинушку, но до поры не трогали одинокую путницу. А та не вслушивалась в их истории. Судьба живых волновала царевну больше. Злоба наливала сердце её жаром и гнала вперёд.

Чем бы ни пришлось заплатить в будущем, сейчас Витария была жива. Теперь у неё снова появилась надежда. У неё была возможность отомстить.

11 Огненный танец

Инальт очнулся от звуков и света. Яркий отблеск огня проник под веки, отогнал сон. Юноша открыл глаза, но всё вокруг плыло. Он захрипел. Горло пересохло, губы едва разомкнулись.

Чьи-то заботливые руки поднесли ему кружку. Женский голос зашептал успокоительное, по-матерински ласковое. Инальт сделал глоток, другой, выпил всё до капли.

Питьё было горячее, приторное, горько-сладкое, с сильным духом полыни, хворобоя и мёда. Вкус был ему знаком по общению с кочевниками маластинских степей, где произрастали эти травы.

После питья сознание прояснилось, и зрение вернулось к Инальту. Он всё ещё был в лесу, но будто перенёсся во времени. Вокруг царили сумерки, а вместо яркой осенней листвы деревья и землю застилал белый покров.

Зима пришла? Сколько же он проспал?

Инальт лежал под навесом, на плотном ковре из веток и шкур, заботливо укрытый от холода и снега. Вокруг костра ходили люди, одетые в меха: дети и взрослые. Но через некоторое время остались только последние. Ребятню прогнали окриками и смехом.

Несколько музыкантов били в небольшие барабанчики. Рядом с Инальтом бренчал на варгане мужчина. Его тёмно-рыжие кудри и лицо показались юноше знакомыми.

В одном из военных походов воевода общался с похожим бродячим музыкантом. Инальт ещё подумал, что рядом с могучим воеводой и его окладистой бородой бородка музыканта, украшенная вплетёнными в неё бусинами, выглядит точно козлиная.

И всё-таки главный воевода разговаривал со знакомцем почтительно, пригласил к своему костру, угостил нехитрым походным ужином. Тогда тот носил при себе домру, а теперь играет на варгане. Не иначе музыкант был не прост, из шаманов или колдунов.

«Хорошо бы поговорить с ним о Вите», — подумал Инальт и, щурясь, поглядел на костёр.

В свете огня кружились три девушки. Инальт сразу узнал одну из них: грива светло-пепельных волос, бусы, серая шубка, тонкие ноги. Он понял, где оказался, — в стае волкодлаков.

Тёплая одежда не скрывала юного изящества волчицы, не мешала любоваться её диким, завораживающим танцем. Лита то наклонялась до самой земли, будто сметая ладонями снег, то воздевала руки к тёмным небесам, точно собирая огненные искры. Её бёдра и плечи то плавно двигались в унисон, то резко вздрагивали в ритме мелодии.

Порой Лита и её подруги-волчицы не то пели, не то рычали. Они издавали низкие гортанные звуки, повторяя мелодию варгана. Их движения становились всё резче и быстрее. Вскоре все трое скинули шубы. Пламя осветило их нагие плечи и красивые