По щучьему велению, по Тьмы дозволению - Евгения Преображенская Страница 15

— Где ты там, моя щучечка… — с тоской прошептал парень, глядя на водную гладь. — Кого ласкаешь этой ночью?

Да, не солгал Емельян, говоря, что не убил ни единой души в отличие от царя. Разве что случайно насмерть печкой задел в дороге да не заметил. Но смолчал он о том, что Лучии, чтобы жить во дворце, а не в водах реки, чтобы творить колдовство её тёмное, требовались человеческие жизни.

— Если хочешь силу мою черпать, раз в десять дней приводи в мои покои молодцев, — сообщила ему Лучия после того, как они обосновались в царских палатах. — Да не ревнуй, не ревнуй, свет мой ясный. Что глаза отводишь? Вижу я твои мысли… Пойми, всё же не жива я и не мертва, нуждаюсь в питании особенном.

Да, Емельян Филин свято верил в то, что станет лучшим правителем царства, нежели прежний владыка. А пожирательница юношей щука… Она отомстит обидчику и вернётся в свою стихию. Не будет больше смертей. Только жизнь и благо. А к милой Лучиюшке Емеля будет сам в гости приходить…

— Те молодцы целуют тебя в уста! — обиженно говорил Емеля. — Ты даруешь им свои объятия и то, что прячешь от меня?

— Глупенький ты, — смеялась щука. — Они жизнью платят за мои уста!

— За ласку твою можно и жизнью пожертвовать, — вздохнул Емеля, стоя посреди ночного леса. Умом погружаясь в воспоминания, а пальцами в прорезь ширинки.

Образ Лучии сделался чётче, ощутимее. Ночная тьма сплелась с туманами. Чёрная паутина волос упала на белые плечи. Изящные стопы коснулись мха.

Будто сама Лучия ступила к нему из воды. Сияющая во мраке леса нагим не знающим холода телом. Надменная, царственная, но тянущаяся к его теплу, принадлежащая сейчас лишь Емельяну.

Она приблизилась. Руки обвили его тело. От чёрных волос женщины веяло осокой и камышами, речными цветами и илом. Упругие прохладные груди прижались к его разгорячённой плоти. Сильные пальцы сжались, кольнули коготками сквозь ткань одежды, помогли развязать шнуровку.

Ах, как холодна была речная оборотница снаружи и как горяча внутри.

Вита впервые за долгое время ощутила себя в безопасности. Она укуталась в мягкий куний мех и уснула. Но череда тревожных сновидений разметала надёжную крепость уверенности.

Царевне привиделся батюшка, сидящий на троне: не живой и не мёртвый, словно опутанный чёрной паутиной. Рядом с ним застыл Инальт — верный царев пёс. Неясно как Вита поняла, что это и есть её возлюбленный друг, ведь вместо лица у юноши была звериная морда!

Едва сдержав крик ужаса, Вита очнулась ото сна. Костёр, у которого она прилегла, догорал, но угли тлели жарко. В меховой шубке и у огня должно было быть тепло, однако царевна едва могла пошевелиться от холода.

Емельяна рядом не было. А сразу за кругом света будто молоком в ночь плеснули. От земли до крон деревьев повисла полупрозрачная вуаль туманов. Багровый свет углей танцевал на этом полотне, изредка выхватывая дикие образы.

Вита потёрла глаза. Не то любовники милуются, не то звери сношаются. Руки свиваются с руками, сплетаются ноги. Одна пара, две, три — не то человечьи тела, не то рыбы танцуют под водой. Гибкие тела извиваются, мелькают женские кисти, мужские… Они влекут к себе, подманивают пальцем.

— …Подойди поближе, — шепчут призраки. — Иди же… иди сюда…

Белёсо-ночную мглу прорезал стон наслаждения. Это был голос Емельяна. Вита затаила дыхание и расширила глаза. Ужас сковал её, крик застрял в гортани.

Вот он, хороший царь — развратник, мерзкий колдун! Как она может быть в безопасности рядом с ним? Это он привёл злодейку, которая погубила батюшку-царя! Может ли быть хуже него лихо лесное, разбойники и дикие звери? Нет!

А она-то поверила! Поддалась на лживые речи! На тёмные чары!

Ощутив небывалый подъём сил и злости, Вита подскочила на ноги. Она перепрыгнула через бревно и, не думая, не разбирая дороги, бросилась бежать.

Емеля издал вздох наслаждения и распластался на земле. Призрачный образ Лучии над ним сделался зыбким, распался, вновь превратившись в туман. Остались лишь царапины на теле от её прикосновений, запах и голос.

— Ты упустил её, — прозвучал смех.

— … Что? Кого? — Емельян тряхнул головой, возвращая уму ясность.

— Царевну, — ответил голос речной оборотницы. — Смотри, упустишь её — упустишь царство…

— Не упущу, — отмахнулся Емеля. — Куда тут бежать, одни болота кругом…

— Лови её… Лови… — смех рассыпался, потонул в туманах и ночной мгле.

10 У порога смерти

Инальт шёл вдоль ручья весь день, почти не останавливаясь. Он очень спешил. Судя по следам, его соперник ступал быстро и уверенно. Негодяй явно знал, куда держит путь.

Следы Виты были менее заметны. Порой они вели в сторону и потом кружили. Царевна будто теряла направление.

Дружинник был почти уверен в том, что преследователь уже нагнал Виту. И только молился богам, чтобы он не навредил упрямой девчонке. Та ведь скорее всего проявит норов, а то и в драку полезет. Многие из его знакомых ратников считали, что таким девицам не грех ответить взаимностью…

К концу дня похолодало. Инальт спрятал озябшие руки в тепло. Ощутив подарок Литы на дне кармана, он укорил себя за то, что сразу не воспользовался помощью.

Он бранил себя за то, что гордость не позволяет ему и сейчас прибегнуть к лесному волшебству, кликнуть волчицу. Это означало бы признаться в собственной слабости, в том, что она нужна ему. Не по-мужски это, не хорошо.

Вскоре Инальт добрёл до развилки ручья и снова обронил крепкое словцо. Царевна Вита повернула не в ту сторону! Она ушла к Озёрному краю, недоступному из-за болот и опасных трясин.

Преследователь повернул в ту же сторону. Теперь Инальт понадеялся, что тот нагнал царевну дотемна. Проще спасти любимую из рук похитителя, чем любиться с утопленницей. И всё же тревога разбередила душу, усталость навалилась непомерным весом.

С сумерками лес наполнился плотным липким туманом. Инальт заставлял себя передвигать ноги, с трудом находя верный путь вдоль воды. Влажный воздух будто сковывал дыхание, наполняя лёгкие холодом.

Тело отяжелело, перед глазами мутилось. Но юноша приказал себе идти вперёд. Он тёр и щурил глаза, чтобы не заплутать, чтобы разглядеть дорогу, преследователя или…

Холодной ночью всякому понадобится костёр. Не брезжит ли впереди свет? Хоть слабый отблеск надежды на то, что Вита ещё жива.