История грешников - Мелли Т. Толлэм Страница 13

— Я не услышал ответа.

Ему нужны были мои слова. Он хотел увидеть последние угасающие угли сопротивления.

Я сглотнула, у меня не осталось выбора.

— Да, ваше высочество. Я понимаю.

Его поза расслабилась, и его глаза прошлись по моему телу, остановившись на наручниках. Он протянул руку и схватил меня за запястье, изучая наручники. Руны заискрились в свете свечей, и он одобрительно хмыкнул.

— Значит, железные рунные наручники действуют на тени. Приятно это знать.

Эйден отступил, оставив меня корчиться от унижения. Джордж последовал за ним, но не без того, чтобы бросить последний уничтожающий взгляд.

Я в не могла этого сделать. Я больше не могла быть слабой. Что-то должно было измениться. Мне нужно измениться.

Эйден откинулся на спинку трона, и его глаза лениво осмотрели меня и Брэндона, оценивая, ища какой-нибудь признак неповиновения. Он задержался на моем коленопреклоненном теле, довольный тем, что нашел. Его голос был тихим предупреждением, когда он отпустил нас.

— Брэндон, не упускай ее из виду.

Брэндон обнял меня и прошептал.

— Нам нужно идти. Сейчас же.

Глава 7

Далия

Удивительно, что Эйден сдержал свое слово на прошлой неделе. Он не делал попыток прикоснуться ко мне и не делал никаких заигрываний сексуального характера. В общем, меня оставили в полном одиночестве. Редмонду разрешили навещать меня ежедневно, но наши визиты были короткими и контролировались. У нас было мало возможностей поговорить свободно, но Редмонд поставил перед собой задачу вернуть мне здоровье.

Дело продвигалось медленно, и мой внешний вид оставался ужасным, но благодаря ему я больше не была слишком слабой, чтобы стоять на своих ногах.

Единственное, что от меня требовалось, — это посетить храм вместе с Эйденом, Джорджем и Габриэллой. Эти двое по-прежнему относились ко мне с насмешкой, но они смирились с неохотой.

Эйден возглавлял нашу процессию в храм, его жена следовала за ним. Мы с Габриэллой часто разговаривали друг с другом на протяжении церемоний, обсуждая родителей и ее здоровье, но Джордж всегда быстро вставал между нами двумя — отчасти для того, чтобы мои порочные привычки не распространились здесь, но также просто потому, что он стремился быть рядом с ней. Он использовал любую возможность, чтобы понаблюдать за женой своего лучшего друга, опустив глаза, словно боготворя землю, по которой она ходила.

Я не упустила ни легкого прикосновения его руки к ее, ни того, как он сжал кулак после этого. Эйден тоже, но нового короля, казалось, ничуть не заботило, что его друг возжелал его жену.

Однако Габриэлле было не все равно, и не в хорошем смысле. Каждый раз, когда Джордж приближался, она отодвигалась. Всякий раз, когда он что-то шептал ей, затаив дыхание, она бросала на него уничтожающий взгляд. Ей явно было не по себе от его ухаживаний, и роман, который когда-то мог расцвести, был все равно что мертв.

Мы расположились на каменной скамье в передней части храма и опустились на колени на подушки, пока священник пел на старом мертвом языке. Чья-то рука коснулась моей, и я посмотрела на Брэндона, мою тень. Физически он никогда не был братом, но мысленно он был далеко от меня. Он держался на расстоянии, пресекая любые разговоры, выходящие за рамки наших повседневных занятий, которые в основном состояли из того, что я ела и лежала в постели. Я дважды пыталась вырвать у него ответы. Знал ли он уже, кто я такая? Как?

Тишина была его единственным ответом.

— Извини, я опоздал, я задержался, — прошептал Брэндон, на его лбу выступили капельки пота, как будто он только что прибежал сюда.

Я не стала спрашивать его, где он был и что делал. Между нами стояла каменная стена, разделявшая наши формы дружбы. Не было особого смысла пытаться, поскольку я была пленницей, и со мной обращались как с пленницей. Любое расширение дружеских отношений за пределы обязанностей Брэндона было бы предательством по отношению к королю, и он пострадал бы от последствий. Я бы тоже пострадала. Если бы границы, установленные Эйденом, были нарушены, короткая отсрочка, которую он предложил, снова превратилась бы в кошмар наяву.

Мое зрение сузилось до рунических наручников на моих запястьях и маленькой цепочки, прикрепленной между ними. Они не были моими друзьями — они были моими врагами.

— Солярис, великое светило добра, мы молимся тебе. Восстань еще раз и победи тьму, которая терзает наше царство, — провозгласил священник, склоняясь перед статуей светила добра.

Небольшое приношение было возложено перед мраморной статуей — изображением стройного мужчины, одетого в легкие, развевающиеся ткани. Одна нога была выставлена вперед, а одна рука устремлена к небу. Другая рука была вытянута вперед, держа в ладони маленькие золотые весы. По спине его фигуры были отлиты расплавленные золотые крылья — перистые и сияющие. Глаза божественного светила были раскрашены и покрыты беловатым туманом.

— Мы приносим тебе эти дары — драгоценные камни и кристаллы, и молимся, чтобы ты восстал.

— Красиво, не правда ли? — слева от меня раздался голос Габриэллы, и я выглянула из-за спины Джорджа, встретившись с ней нетерпеливым взглядом. — На моем острове говорят, что Солярис победил тьму материка и запер ее, создав Иной Мир. Это имеет смысл, если задуматься.

Я всегда слышала, что тени и светила были врагами.

— Это ваша религия?

Темные брови сошлись вместе, когда она задумалась.

— В Нью-Хейзеле много религий и богов. Солярис — лишь одна из них. Так что, в некотором смысле, да, но в то же время и нет.

Взгляд Эйдена устремляется в нашу сторону.

— Тихо. Это место поклонения, а не сплетен.

Мы с Габриэллой обменялись взглядами и вернулись к нашим задумчивым позам, а священник продолжил, умоляя статую давно ушедшего светилы о помощи.

Ходили слухи, что светила — это тёмные двойники теней: добрые против зла, свет против тьмы. Древние писания утверждали, что одно не может существовать без другого, что и светлые, и тёмные силы должны сосуществовать в мире, иначе он перестанет существовать. Они были созданы как единое целое, чтобы поддерживать равновесие в мире, полном хаоса.

Но тени шагали по земле задолго до появления светил.

Я еще раз изучила статую. Это была полная противоположность тому, чем могла бы быть тень. Там, где тень была олицетворением тьмы, светило добро было всем светлым. Его глаза были бесцветными и всевидящими, в то время как наши с Малахией превращались в затемненную пустоту. Вместо рогов у него на лбу был прикреплен золотой обруч.

Ходили слухи, что Солярис жил