Откупное дитя - Юля Тихая

Откупное дитя

Один кувшин благодати

Ведуны и знахари научили нас: боль и слёзы, грехи и ошибки, бесчестье, дурной нрав и даже болезни передаются по Роду. От отца к сыну, от матери к дочери, от деда к внукам, от далёкого предка невинному младенцу. Если пришёл на заимку чужак, сладкоречивый и медноволосый, да соблазнил девицу, её дети могут быть и чернявыми, по матери. Но во внуках или в правнуках рыжина проснётся, потянется к солнцу, запутает, спеленает, отравит.

Так и с хромотой бывает, и с привычкой грызть ногти, и с тягой к выпивке, и с косоглазием, и со всяким другим внешним и внутренним уродством. Всё плохое, что в нас впиталось, копится, и копится, и копится в Роду и портит собой каждое следующее поколение.

Знахари говорят, будто с этим ничего нельзя сделать. По Роду передаётся и хорошее, и плохое, и один великий рок отмеряет, чего человеку достанется больше.

Ведуны говорят, что кое-что сделать всё-таки можно.

Если пришёл на заимку медноволосый чужак, испортил девицу, и пошли у них дети, все как один чернявые, то среди внуков непременно окажется рыжий. Но будет он всего один, не два, не три и не пять. Если старик был лиходеем, большая дорога уведёт за собой его правнука, — одного, но не всех.

Ведуны знают способ, как собрать по Роду всё плохое, что только в нём есть, и всему этому отдать на откуп одно дитя. Оно родится дурное, греховное, негодное с самого первого дня. В нём будет от всей родни по самой ужасной черте, зато все другие дети будут от них свободны.

В наших местах, когда Род устаёт от своих болезней и бед, к новобрачным приходит ведун. Он курит свои травы, шепчет особые слова, жжёт перья и рисует на животе невесты свиной кровью. Когда рождается откупное дитя, ведун принимает его на руки, и оно кричит не детским криком, а птичьим. Ведун пишет у него на лице знак, обходит все дома, показывает его каждому жителю и приговаривает: забери себе отсюда дерзость, а отсюда заячью губу, забери здесь лень, а здесь пустоцветство, забери у неё слабые глаза, а у него жирный живот, забери, забери, забери.

Потом ведун уносит откупное дитя в лес, где оставляет его у корней мёртвого дерева.

Никто не говорит, что бывает с этим ребёнком потом.

А я расскажу.

✾ ✾ ✾

Я родилась в самый липовый цвет, когда жар заигрался с лесом и спрятался по домам, а ветер обиделся на них да улетел куда-то в другие места. Даже земля и та так разогрелась, что не ступить голой ногой. А ведуну носить откупное дитя полагается босым, в тулупе, с медвежьей мордой на голове. Он парился, бедняга, и, говорят, ругался.

Я родилась и закричала так, как зовёт своих серая неясыть. Меня пронесли через каждую калитку и каждую дверь, и каждый человек выдохнул мне в лицо. Я взяла везде всё негодное, то, что самому владельцу не нужно, а ведун собрал целую тележку подарков: медовый пряник за обжорство, трость за хромоту, ленту из косы за жидкий волос, булавку за дурной глаз.

— Отдаю тебе навсегда, — говорили они.

— Отдаю.

— Отдаю.

— Отдаю.

— Забери у меня безбрачный венок!

— Забери рожу из моего тела!

— Подуй, сынка, подуй, пусть она все твои простуды зимние заберёт…

— И мою тягу за бабами в речке подглядывать забери тоже!

И я забрала. Ведун пронёс меня через погост, показал всем предкам и меня, и всё то, что я себе забираю, унёс в лес к погибшему той зимой клёну, подарки закопал у корней, а меня положил над ними на земле и оставил.

То был хороший ведун, умелый и сильный. Он много лет ходил по миру, знал тысячу обрядов и тысячу тысяч песен, заговорил больные зубы дядюшке Фаме, научил вдову Рушеву, что делать с подкладом, что злоязыкая соседка закопала у неё за околицей, а саму соседку привёл на старостин суд. Слово за тем ведуном тоже ходило доброе: он лечил и наставлял, отгонял мор и покоил нежить, лил в поля благодать и чистил Рода от старых пороков.

Не заметил только ведун, что клён тот умер не до конца. И хотя все ветви стояли голые и сухие, от самого корня пробивался тонкий зелёный побег, всему тому клёну наследник, полный воли к жизни и надежды на будущее. Я плакала на закопанных в земле дарах, а клён жил от меня в двух шагах, и поэтому силы не забрали меня.

Следующим утром ведун, а с ним староста, десяток мужиков, пара крепких баб и любопытные мальчишки пошли в лес проверить, что откупное дитя сгинуло. Но не нашли ни монеты откупа, ни горелой ямы, ни поваленного дерева — только младенца.

— Но что же откуп? — спросил недовольно староста.

Ведун был мрачнее тучи. Он повелел меня накормить, а сам отправился в лес, где спрашивал у великих сил, что ему теперь делать.

— Груз, что вы за ней дали, велик, — сказал он, вернувшись. — Его не унести за грань одному младенцу, маловато силёнок, маловато жизни. Нужно ждать, чтобы она подросла.

— Сколько ждать? Неделю? Месяц?

— Чтобы коса была ниже пояса. До тех пор растите её, как свою, как простое дитя, да так, чтобы не гневались силы. А когда придёт время, я вернусь и уведу её.

В толпе зароптали. Мало кому нравится кормить лишний рот, да ещё и такой поганый!

— А если сама помрёт? — жевал бороду староста. — Дети болеют.

— Сделайте так, чтобы не померла. Иначе всё, что она забрала, возвратится в Род троекратно. Слишком много в вас, люди, порока!

Кто-то заговорил, что деньги, что ведуну заплатили, надо бы по-хорошему вернуть. Но ведун сделал вид, что не расслышал, а староста знал, что рубить калёным железом ведун умеет не одну только нечисть. В дорогу ведуну дали ещё свежее полотно и полный круг воску, а меня вернули под бок матери.

Никто в заимке не был рад такому исходу. Но страх перед теми вещами, что я забрала себе, был велик, и никто не хотел, чтобы они возвращались. Я росла обычным ребёнком, всего и странностей, что в защитный ход вокруг