Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель Страница 25

Дома — быстрая перемена декораций. Камзол попроще сменился на вечерний шелк. Катарина поправила складки, пальцы легкие, быстрые. «Удачи, синьор», — шепотом, и в глазах — неподдельная забота. Луи, сияющий и надушенный, ждал внизу.

Палаццо Фоскарини вечером сияло, как драгоценность. Изабелла в золотом платье встретила нас улыбкой, в которой читалась оценка. «Граф! Месье де Клермон! Рада, что вы здесь!» Гостиная гудела избранным обществом. Мочениго, важный, как индюк; Кверини, строгая и наблюдательная; энергичный Дзено, окинувший меня любопытным взглядом. Представление — лестное: «Граф де Виллар, потрясший Контарини вкусом», «Месье де Клермон, чье остроумие скрасит вечер». Луи расцвел и тут же завел шашни с фрейлиной.

И зазвучала музыка. Не томная лютня — живая, страстная, виртуозная скрипка. Антонио Вивальди, невысокий, рыжеватый, с огнем в глазах, оживлял струны. Звуки лились горными потоками, взлетали птицами, замирали в щемящей нежности. Закрыв глаза, я перенесся в концертные залы будущего, но здесь, под сводами палаццо, это было пронзительнее. Музыка вытесняла интриги, Брагадина, Змею. Видел восхищение гостей, видел, как Изабелла наблюдает за реакцией — особенно моей и Дзено.

За ужином маркиза виртуозно дирижировала беседами. Со Мочениго — о «стабильности» (его конек). С Кверини — о качестве льна (мой намек на французские поставки). С Дзено — о скорости, новых рынках, косности «старых гильдий». Его энергия резонировала с моим пониманием будущего. Он слушал все внимательнее. Изабелла наблюдала с загадочной улыбкой.

Вечер пролетел. Вивальди сыграл на бис. Гости начали растворяться в ночи, унося музыку и впечатления от игры хозяйки. Луи, под хмельком удачного флирта, болтал у двери. Я искал Изабеллу для прощания, когда она легким жестом придержала меня в нише у огромного окна. Шторы были раздвинуты, лунная дорожка лежала на черной воде канала.

«Граф де Виллар, — ее голос утратил светскую легкость, стал низким, задумчивым. — Вы произвели впечатление. Не только сегодня.»

Я склонил голову. «Вы любезны, синьора маркиза. Вечер был безупречен, а маэстро… гениален.»

Она махнула рукой, отсекая комплименты. «Не только. Вы. В вас есть… достоинство. Редкое качество в наше время. Особенно среди мужчин, чья броня часто лишь чванство или алчность.» Она посмотрела на меня, лунный свет делал ее глаза бездонными и невероятно проницательными. Взгляд скользнул куда-то вдаль, за пределы канала, и на ее обычно уверенном лице мелькнула тень… печали? Беспомощности? «Моему Оттавио… — она произнесла имя сына тихо, почти шепотом, — такого достоинства… очень не хватает.»

Она замолчала. Резко. Словно срезала фразу ножом. Не просьба. Не жалоба. Констатация факта. Грустного, личного факта. И повернулась к окну, глядя на лунную дорожку.

Тишина повисла густая, звонкая. Мозг лихорадочно работал. «Зачем? Почему мне?» Это был не срыв. Это был выстрел прицельно в цель. Она знала, что я услышу не просто слова о сыне, а признание ее слабости. У могущественной Изабеллы Фоскарини есть ахиллесова пята — непутевый сын. Комплимент мне, она выделила мои качества как редкие и ценные.

Недоговоренность: что она ожидает? Что я предложу? Или просто бросает крючок, проверяя реакцию?

Это было тоньше и опаснее прямой просьбы. Как паутина, дрогнувшая от ветра.

«Молодость… — осторожно начал я, подбирая слова, — часто бурная река, синьора маркиза. Достоинство… оно приходит с опытом. Или с сильным примером рядом.» Я не предложил себя в наставники. Просто констатировал возможность.

Она медленно повернула голову. В ее глазах не было надежды или разочарования. Был холодный, оценивающий блеск. Как у игрока, видящего ход оппонента. «Возможно, граф. Возможно. Спасибо за беседу.» Ее улыбка вернулась — светская, безупречная, но теперь читаемая как барьер. «До скорой встречи.»

Я вышел в прохладную ночь, где Луи, навеселе, но довольный, делился впечатлениями с гондольером. Голова гудела от виртуозных пассажей Вивальди, от сырного успеха с Брагадином, от щемящей недоговоренности с маркизой. Сыр для менялы, загадка о сыне для маркизы, Змея в тени… И в палаццо — девушка с полевыми цветами, смотрящая на меня с безоговорочной преданностью. Венеция плела паутину все искуснее. Завтра — письмо Арману о вине и сыре. А потом… разгадывать, что же на самом деле хотела сказать Изабелла Фоскарини о своем Оттавио и моем «достоинстве». Жизнь графа-дипломата оказалась головокружительной шахматной партией на десяти досках одновременно.

Глава 18: Шляпка, шестнадцать лет и зов новых горизонтов

Перо скрипело по пергаменту, выводя уверенные строки. Письмо кузену Арману де Ла Шене было деловым, но теплым. Я описывал успехи миссии (ранские хитросплетения и… переходил к сути.

«…и вот, дорогой Арман, столкнулся я здесь с человеком, истинным ценителем прекрасного — синьором Федерико Брагадином. Он, как и ты, понимает толк в дарах земли. Его восхищение твоими сырами и винами, о которых я невольно обмолвился, было столь искренним, что не могу не обратиться к тебе с просьбой. Не сочти за труд, пришли мне для синьора Брагадина образцы твоего лучшего выдержанного сыра — того самого, что пахнет лугами и упорствомаздувая скромные достижения до эпических масштабов для семейной гордости), сетовал на венеци, и бутыль-другую твоего вина «Кровь Каменистых Склонов» (помнишь, мы им восхищались перед моей свадьбой с Еленой?). Считай это инвестицией в новые торговые пути и… в расположение полезного человека в сердце Венеции. Твой благодарный кузен, Леонард.»

Печать легла на воск с чувством выполненного долга. Мост к Брагадину был укреплен. Теперь оставалось ждать посылку и надеяться, что Арман не поскупится.

Документы по торговым спорам лежали аккуратной стопкой. Я погрузился в цифры, аргументы, претензии французских купцов. Монотонная работа успокаивала, позволяя упорядочить мысли после вчерашнего насыщенного вечера. Луи, слонявшийся по кабинету, как неприкаянный дух, наконец не выдержал.

«Лео, старина, тут душно. Документы… они шелестят, как змеи. Пойду пройдусь. Подышу венецианской свободой.»

Я даже не поднял головы, лишь буркнул: «Угу. Только не влипни в историю.» Его шаги затихли в коридоре. Тишина кабинета снова стала полной, нарушаемая лишь скрипом пера и тиканьем часов.

К обеду Луи вернулся. Но не один. В дверях кабинета он стоял с Катариной. На ней было то же простое платье, но… на голове красовалась новая шляпка. Небольшая, из соломки, украшенная скромным шелковым цветком синего цвета — под стать ее глазам. Она выглядела смущенной, но счастливой, держась за ленту шляпки.

«Вот, граф, — Луи расшаркался с преувеличенной галантностью, — вернул вашу компаньонку в целости и сохранности. И даже