Сердцеед в Венецианской паутине - Натали Карамель Страница 22

Письмо Елене. Перо замерло над чистым листом. Что написать? Как выразить эту адскую тоску, это постоянное чувство, что половина души осталась там, в Париже? Как рассказать о подвалах с порохом, о шпионах, о тавернах, о том, что он только что «нанял» девушку из борделя, чтобы спасти ее? Как описать запах Венеции — не романтический, а смесь тины, лжи и страха? Нет. Ничего этого написать нельзя. Я не хочу, чтобы она беспокоилась обо мне.

Я глубоко вдохнул и начал писать то, что мог бы написать настоящий граф де Виллар, скучающий по молодой жене:

«Моя прелестная Елена,

Венеция прекрасна, как гравюра, и столь же холодна без тебя. Каналы мерцают под луной, но их красота — лишь напоминание о том, как далеко я от твоих глаз. Я выполняю поручения Его Величества, скучая по твоему смеху, по теплу твоих рук. Вечера здесь длинны и наполнены светскими пустяками, но мои мысли всегда с тобой. Как твое здоровье, моя радость? Скучают ли по тебе наши сады так же, как скучает по ним твой муж? Береги себя для меня. Каждый восход солнца приближает момент нашего воссоединения.

Твой навеки, Леонард.»

Ложь. Вся — ложь. Обычная, светская, сладкая ложь. Я запечатал письмо, чувствуя горечь на языке. Она прочтет эти пустые слова и, возможно, поверит. Или не поверит. Но это все, что я могу ей дать. Пока.

Дальше пошли документы: описи товаров, ожидающих выгрузки в порту, претензии французских купцов по поводу задержек, отчеты о ценах на шелк-сырец. Цифры, факты, сухие строчки. Я погрузился в них, пытаясь заглушить тревогу за Катарину и ожидание возвращения Марко.

Обед принесли в кабинет. Я ел машинально, почти не ощущая вкуса. Время тянулось невыносимо. Я сходил проверить Луи — тот все так же храпел, повернувшись на бок, но хоть дышал ровно. Возвращался в кабинет, смотрел на часы. Где Марко? Неужели что-то пошло не так? Мысли о Бьянке, которая могла передумать, или о Брагадине, который мог опередить нас, заставляли сердце биться чаще.

К ужину, когда сумерки уже сгущались над каналами, наконец послышались шаги в коридоре. Не бесшумные, как у Марко, а легкие, быстрые. Дверь кабинета распахнулась.

Ворвался не Марко. Ворвался свет. Ворвалась Катарина.

Она была в простом, но новом платье нежно-голубого цвета, ее волосы были аккуратно убраны, на лице — ни следа привычной профессиональной улыбки. Только чистая, безудержная радость и благодарность. Она не сдержалась — бросилась ко мне через весь кабинет и обвила мою шею руками, крепко-крепко.

«Синьор граф! Спасибо! Спасибо огромное! — ее голос дрожал, в глазах стояли слезы, но это были слезы облегчения. — Марко все устроил! Я здесь! Я… я свободна? Ну, почти… но я здесь! Спасибо!»

Я растерялся на секунду, ее порыв был так неожидан и искренен. Затем осторожно обнял ее в ответ, чувствуя, как она дрожит. «Тише, Катарина, тише. Ты в безопасности. Это главное.»

За ее спиной в дверях появился Марко. Его лицо было спокойно, но в глазах читалось удовлетворение от выполненной задачи. «Все улажено, синьор. Синьора Бьянка… оценила вашу щедрость. Контракт подписан. Синьорина Катарина — ваша компаньонка на время вашего пребывания в Венеции. И… мы вовремя успели. Перед самым моим уходом пришло «приглашение» от синьора Брагадина. На вечер. Для нее. Он просил «подготовить ту, что была с графом». С явным намеком.»

Холодный комок сжался в груди. Марко был прав. Опасность была реальной и близкой. Я кивнул ему, благодарность была в моем взгляде. «Спасибо, Марко. Отличная работа.» Я аккуратно высвободился из объятий Катарины. «Теперь ты под моей защитой, Катарина. Официально.»

Она отступила на шаг, смахивая слезы, но сияя. «Да, синьор. И я… я не знаю, как благодарить вас. Вы спасли меня сегодня в самом прямом смысле.»

«Не благодари, — сказал я, чувствуя тяжесть вины. — Это я невольно навлек на тебя угрозу. Брагадин заметил мой интерес. И… его интерес к тебе мог быть опасен. Так что это не только благородство, Катарина. Это исправление моей ошибки. Но я обещаю, мы найдем способ освободить тебя по-настоящему. До моего отъезда.»

Ее взгляд стал еще теплее, еще глубже. В нем читалась не только благодарность, но и зарождающаяся преданность. «Я верю вам, синьор граф. Я буду помогать вам чем смогу. Читать, переводить, играть в шахматы… все, что угодно.»

Ужин мы ели вместе, в небольшой гостиной, прилегающей к кабинету. Катарина не могла остановиться, снова и снова благодаря меня. Она рассказывала о своей комнате — просторной, светлой, с окном на маленький внутренний дворик. О том, как хозяйка внезапно стала с ней подчеркнуто вежлива после получения суммы от Марко. О чувстве невесомости и чистоты, которое она испытала, выйдя из «Рыжего Осла» в новом платье. Я слушал, и часть тяжести с души спадала. Она была здесь. Она была в безопасности. Пока.

После ужина мы сыграли партию в шахматы. Она играла с необычайной собранностью и даже азартом, как будто отыгрывая свою новую свободу на черно-белых полях. Я выиграл, но с трудом.

«Вы стали играть жестче, Катарина, — заметил я, убирая фигуры. — Опаснее.»

Она улыбнулась. «Свобода обостряет ум, синьор. Даже временная.»

Когда часы пробили десять, я проводил ее до дверей ее комнаты в гостевом крыле. Она остановилась на пороге, повернулась ко мне. Свеча в ее руке освещала лицо, делая его еще более юным и серьезным.

«Спокойной ночи, синьор граф, — прошептала она. — И… еще раз спасибо. За все.»

«Спокойной ночи, Катарина, — ответил я. — Спи спокойно. Здесь тебе ничего не угрожает.»

Она вошла в комнату, но перед тем, как закрыть дверь, еще раз посмотрела на меня. И в этом взгляде, в глубине ее темных глаз, горел не просто огонек благодарности. Горела преданность. Глубокая, безоговорочная, как у спасенного пса. Она кивнула, и дверь тихо закрылась.

Я стоял в пустом коридоре, слушая тишину палаццо. Луи храпел где-то вдалеке. Марко, наверное, уже отправлял мой доклад королю и мои личные письма через свои каналы. А я… я только что приобрел не просто компаньонку. Я приобрел союзника. Хрупкого, уязвимого, но готового идти за мной в огонь. И этот союзник смотрел на меня с преданностью, которой я, возможно, не заслуживал. Но которая была теперь фактом.

В субботу — обед с Брагадином. Игра продолжалась. Но теперь