Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова Страница 23

досыта. Надо же. Впервые за пару месяцев. Хозяйка, как и многие другие люди, встречавшиеся им за время странствий, приняла его за настоящего дедова внука. На самом деле они вовсе не приходились друг другу родственниками. Седобородый монах подобрал замерзающего мальчишку возле Сенной площади Нижнего Новгорода ровно полгода назад, в конце зимы, в самые лютые холода. Выходил, справил кое-какую одежду по погоде, оставил при себе. Ни отца, ни матери, ни других родных у Игната не осталось, он с радостью увязался за странным стариком, безропотно перенося все тяготы кочевой жизни. Поначалу планировал продержаться рядом до тепла, а затем пойти своей дорогой, но вот уже и лето завершается, а он по-прежнему в учениках. Мотается по непролазным керженским чащам да по глухим селам, выручает ветхого мудреца, которому не под силу самому волочить повсюду свой нехитрый скарб. Ловит рыбу и зайца, время от времени столуется в крестьянских домах. Всё лучше, чем воровством промышлять или попрошайничать. О том, чтобы покинуть деда, он давно забыл и думать. Да и резона никакого в этом нет – новая зима не за горами. Если бы не старая церковь в Работках, если бы не жуткая фигура с пылающей головой, вновь и вновь являющаяся по ночам…

На сеновале, где им отвели место для отдыха, Игнат набрался храбрости и спросил деда:

– А почему она… Почему бес называл тебя расстригой?

Ефим молчал. В темноте не было видно его лица, и Игнат уже решил, что зря только потревожил старика, когда тот наконец заговорил:

– Потому что так и есть. Грех на мне большой. Великий. Пытаюсь искупить.

– Бес знает о нём?

– Знает. Затем и позвал сюда, чтобы с пути искупления сбить. Чтобы посрамить. Но я не сдамся, одолею его.

– А как? Молитвы сегодня не помогли.

Дед закряхтел, поворачиваясь набок, потом вздохнул. Ему не хотелось говорить.

– Будет сложно. Я всегда думал, что бес, посаженный в человека, не получает полной власти над ним, его душой, что он только сливается с этой душой, поражает её, как плесень поражает доброе дерево. И когда ты читаешь молитву, то обращаешься не к демону, а к человеку. Молитва даёт ему силу, помогает вычистить плесень, изгнать нечистого из себя. Понимаешь? Не ты прогоняешь беса, а сам одержимый. Но здесь, с Авдотьей, иначе. В том, что говорило с нами сегодня, от неё ничего не осталось. Молитвы уходят в пустоту. Нужно придумать другой способ.

– Ты встречал похожее раньше?

– Не доводилось. Но хорошо, что встретил.

– Почему?

– Потому что, когда одержу верх над этим бесом, стану мудрее. Спи.

Игнат закрыл глаза. Терпкий запах свежего сена наполнял сознание тишиной и покоем. Замирали родившиеся за день мысли, остывали тревоги. Его спутник оказался вовсе не монахом, а попом-расстригой с тёмным секретом в прошлом. Наверное, нужно всё-таки держаться от него подальше. Вернуться в Нижний, отыскать друзей, сколотить ватагу. За лето он здорово вытянулся и окреп. Завтра. Всё завтра. Сон навалился тяжёлой, мягкой глыбой, окутал плотным туманом без верха и низа.

Игнат проваливался ниже и ниже, на самое дно мрака – туда, где на высоком берегу Волги возвышалась старая, почерневшая от времени церквушка, окруженная бурьяном. Сквозь заросли крапивы и репейника, по единственной узкой тропе шли они с дедом за процессией облачённых в белые саваны баб и мужиков. А навстречу им, приветственно раскинув руки, двигалось нечто с пылающими бесами, вьющимися вокруг головы.

Невероятным усилием воли Игнат вынырнул из кошмара. Несколько мгновений лежал, хватая ртом воздух, слушая стрекот сверчков и ровное дыхание рядом. Жаловаться на видение было бесполезно. Старик уже не раз растолковывал, что обитатель той церкви на берегу сам себя стал именовать Христом то ли из безумия, то ли из умысла мошеннического. Что на макушке его был обруч, к которому на тонкой проволоке крепились фигуры ангелов, из писчей бумаги вырезанные да раскрашенные. В сумерках казалось, будто возле головы еретика, когда он шагает, движутся огненные фигурки. Но только вовсе не это пугало Игната. Взгляд самозваного Спасителя, устремлённый на Ефима, – вот от чего кровь стыла в жилах.

– Кликуша говорила про запах гари, – сказал он, сам не понимая зачем. – Что она имела в виду?

Дед не ответил.

* * *

Мальчишка проснулся из-за тревожного предчувствия. Снаружи было ещё темно и тихо. Старика рядом не оказалось. Игнат перевернулся на спину, укрылся сеном. Нужно спать, понежиться на мягком, пока есть возможность.

В этот самый миг зашуршало, зашелестело сено у входа, заскрипела лестница, ведущая на навес.

– Игнат? – шёпотом позвал дед.

– А?

– Вставай, пойдём. Поторапливайся.

Собираться недолго: обмотки, лапти, шнурки, схватил мешок – и готов. Узкоплечий силуэт старика едва можно было различить на фоне проникающего сквозь дверь лунного сияния.

– Куда в такую рань? – спросил Игнат.

– Надо до петухов управиться, – ответил дед снова шёпотом. – Вот куда. Тише ступай, смотри, скотину какую не спугни. Не шуми!

Крадучись, они пересекли двор, вышли на улицу. Ясная августовская ночь висела над спящей деревней, укутывала её мягкой, уютной тишиной. Только где-то на дальнем конце редко тявкала собака. Дед, не оглядываясь, направился к избе Авдотьи. Игнат едва поспевал за ним. Наверно, старик хочет убить одержимую, вдруг подумал он. Нелепая мысль казалась до ужаса правдоподобной, но вызвала лишь улыбку. Наверняка дело в другом…

Поразмыслить над иными вариантами он не успел. У Авдотьиного крыльца дед обернулся, нагнулся к нему, заглянул в глаза:

– Будешь сам читать.

– Что?

– Тише! Сам её отчитаешь. Мои грехи не позволяют взять власть над этим бесом. У тебя же грехов, почитай, и нет. Чистая душа стоит больше правильно расставленных слов в молитве!

– Но я ж грамоте не обучен.

– Не важно. Помнишь же хоть что-то?

– Помню, кажись.

– Ну и замечательно. А я рядом буду, подскажу всегда.

– Не знаю.

– Некогда сомневаться. Готов?

– Готов, – холодея, ответил Игнат.

– Молодец, – подбодрил дед. – Пойдём. Пока она… Пока проклятый Кузьма дремлет.

Они поднялись на крыльцо, Ефим открыл дверь, пропуская Игната внутрь. Мальчишка переступил порог и в полосе неверного света увидел старуху, всё так же сидящую на лавке в красном углу. Совиный взгляд упёрся ему в лицо. Похоже, она вовсе и не думала дремать.

Игнат открыл рот, чтобы сказать об этом, но тут его толкнули в спину – да так, что, выронив мешок с книгой, он рухнул лицом вниз, растянулся на дощатом полу. Захлопнулась позади дверь, погрузив избу в полную темноту.

– Он твой, – произнес дед чужим голосом.

Громыхнула где-то во мраке скамья, и на Игната, успевшего только