Колдовская ночь - Наталья Борисовна Русинова Страница 22

Дед не обращал внимания на угрозы кликуши. Он перешёл к запрещению святого Григория Чудотворца, затем – к молитве от колдовства и действий лукавого. Успокоившись, Игнат прислонился к бревенчатой стене, положил мешок на пол. Никаких сомнений в успехе у него не было, но случай явно выдался сложный. Одержимая не впадала в ярость или панику, не лаяла и не рычала по-собачьи, она лишь смеялась в ответ на отчитку да время от времени принималась рассказывать о своём нелёгком бытье. Их с дедом голоса перемешивались, сливались в общий гвалт, в котором тонуло всё величие записанных некогда митрополитом Петром Могилой молитв, следовавших одна за другой.

– Она, несчастная эта, срам свой презирала пуще червей земляных. Трогать себя боялась, но справиться не могла, не умела. Изошла ненавистью к себе, душу наизнанку вывернула, спать ложиться страшилась – сны её смущали, видения похотливые мучали. Ворота были распахнуты, мне даже стучаться не пришлось… А ты, расстрига, хорошо спишь по ночам? Грехи не подступают, не берут за горло? Не преследует ли тебя, Ефим, запах гари? А? Запах гари?!

Старуха снова захохотала – с особым удовольствием, взвизгивая и прихрюкивая. А дед вздрогнул и замолчал. Зажмурил глаза, стиснул зубы. Игнат, очнувшийся от дрёмы, с изумлением увидел, как дрожат костлявые пальцы наставника, как течёт по его лицу крупными каплями пот. Мотнув несколько раз бородой, Ефим вновь открыл требник и принялся читать молитву святого Иоанна Златоуста, но в тот же миг кликуша прервала его:

– Ой, опять щекотно! Ты, ненаглядный мой, как помирать соберёшься, книжицу эту с собой прихвати! Будешь на железных воротах висеть, да нам, добрым господам, почитывать из неё. Это зрелище смешнее, чем свинья, торгующая бисером! Смешнее, чем полоз, рассуждающий об ошибках Евы…

Не закончив молитвы, дед захлопнул книгу и, резко повернувшись, шагнул к выходу. Распахнул дверь, сказал Игнату хриплым шепотом:

– Пойдём!

Кликуша замолкла, опустила лохматую голову. Сквозь свисающие на лицо грязные пряди виднелась змеиная ухмылка. Потрясённый, Игнат вышел следом за наставником и только тут понял, что солнце уже висит над горизонтом. В избу они зашли вскоре после полудня. Несколько часов. Отчитка длилась несколько часов и не принесла результата. Дед, ссутулившись сильнее обычного, объяснял что-то столпившимся у крыльца бабам. Руки его всё ещё дрожали.

* * *

Пироги с капустой оказались вкуснее остальных, а потому Игнат налегал на них с особым рвением, чем привел хозяйку в восторг.

– Кушай, – ласково глядя на него, приговаривала она. – Изголодался, поди, по лесам мотаясь?

Игнат кивал, старательно улыбался. Дед сидел напротив и монотонно жевал, погружённый в мрачные раздумья. Хозяйка, дородная и краснощёкая женщина, то и дело пыталась разговорить его, но получалось не очень. Хуже, чем пироги. По большей части она болтала сама:

– Кликота на Авдотью напала позапрошлой зимой. Никто не знает, откуда это взялось. Да и почём нам узнать-то… Начала, бедняжка, в припадках биться. Потом, как весна наступила, принялась по-волчьи выть, по-звериному да по-птичьи кричать. Бывало, уйдёт за околицу, на берёзку возле старого колодца взберётся и сидит, кукует во всю глотку. Поначалу посмеивались над ней, вроде как за блаженную почитали. А летом она пророчествовать стала. По мелочи: дядьке моему, нынче покойному уже, рассказала, где у него корова завязла в болоте, ещё одному мужику объявила, что дочь у него гуляет, значит, до свадьбы. Одно, другое… Погоду предсказывает, говорит, у кого роды тяжёлые будут, у кого скотина сдохнет. То есть выходит, польза от неё есть. Уж какая-никакая…

– От бесов пользы не бывает.

– Конечно. Ну мы же понимаем, грешно это. На всех порча, когда в деревне нечистый в избе живёт, а люди к нему на поклон ходят, еду дарят и погадать просят. А какой-такой Кузьма Удавленник? Бог его знает! Вроде, и не было здесь такого никогда. Ждали, что колдуна она на чистую воду выведет – того, который ей беса-то посадил, – но без толку. Тебе, батюшка, не сказала?

– Нет. Отбрехалась.

– Вот-вот. Может, чужой кто. Мне тятька, помню, однажды сказывал, как у них в селе кликуша была. Ту калика проклял… Она его ночевать не пустила, он и проклял. Может, у нас похоже получилось? Не знаю, только мы в конце-то концов поняли, что надобно беса изгнать. Крестом пробовали его выпроваживать, водой святой – страх, что делается. Мучается жутко, причем видать, что это сама Авдотья мучается, бес её изводит. Приглашали попов – так они отказываются, не берутся. Был монах один проездом, пытался отчитать, но ничего не вышло. С сердцем у него плохо стало, еле выходили. Совсем уж отчаялись, и тут вдруг вы с внучком. Мы хоть и живём, почитай, в глухомани, а про тебя, батюшка Ефим, слыхали.

– И что же обо мне говорят?

– Да всякое болтают. Мол, супротив нечистой силы борешься. Ты, мол, ни разу не отступился, ни разу не сдался, всех, кому брался помогать, от врага избавил. Ересь, мол, на дух не переносишь, раскольники тебя боятся как огня.

Дед побледнел.

– Это кто же такое сказал? – вкрадчиво, недобро спросил он.

– Ну, кто… – замялась хозяйка, опустила глаза. – Кто… Люди.

– Что за люди?

– Сама Авдотья и сказала, – подал голос хозяин, отдыхавший после ужина на печи. – Сама.

– Да, – подхватила его жена, залившись краской. – Авдотья. Мы спрашивали её, мол, как тебе помочь? Кого позвать? Она и говорит: есть один человек, позовите старика Ефима Архипова, он сейчас на Макарьевской ярмарке. Ну и…

– Прямо так и сказала: раскольники боятся как огня?

– Да, её слова.

Дед кивнул, давая понять, что всё понял.

– Ладно, – сквозь зубы процедил он после пары минут неловкого молчания. – Вот ещё одно дело: намечается ли в деревне свадьба в ближайшие дни?

– Намечается. Послезавтра, кажись. У Фрола Бороды старший сын женится.

– Плохо, – вздохнул дед. – Отменить бы. Или на крайний случай всё пиво вылить.

Хозяйка только глазами захлопала, а хозяин коротко хохотнул.

– Чтобы Борода пиво вылил?! Да ни в жизнь!

– Поплатится, значит.

– Его не запугать.

– Ясно, – сказал дед, поднимаясь. – Ну, добро. Утро вечера мудренее, придумаем что-нибудь. Спасибо за угощение, матушка, нам пора на покой. Умаялись.

– И то верно, день у вас тяжёлый выдался. Ступайте, отдыхайте, – она с нежностью посмотрела на Игната. – А ты вылитый дедушка. Такой же молчун. Если хочешь, возьми с собой пирожок.

Игнат помотал головой, растянул губы в улыбке. Пирогов с капустой больше не осталось, да и он, похоже, наелся