Опасные видения - Коллектив авторов Страница 78

Даже сейчас, перед возможным концом жизни, все то же самое. Это престарелый похититель органов обеспечил ему побег. Инженер спроектировал прутья решетки на таком расстоянии, что между ними может протиснуться некрупный человек. А другой установил между соседними крышами подвижную дорожку. И вот Лью здесь.

А самое худшее – у него нет ни шанса выдать себя за нудиста. Как минимум нужны больничный халат и маска. Сейчас даже нудистам иногда приходится одеваться.

Чулан?

В чулане ничего, кроме модной зеленой шляпы и совершенно прозрачного дождевика.

Можно рискнуть. Если найти бритву, на улице он будет в безопасности. Лью закусил кулак, жалея, что не знает, где лифт. Оставалось довериться своему везению. Он снова принялся обшаривать ящики.

И уже коснулся черного кожаного футляра с бритвой, когда открылась дверь. Вошел мясистый мужчина в больничном халате. Санитар (живых врачей в больницах не осталось) уже прошел полпути до стола, когда заметил Лью, скрюченного над выдвинутым ящиком. Остановился. У него отпала челюсть.

Лью закрыл ее кулаком, все еще сжимающим футляр с бритвой. Зубы звучно клацнули. Под санитаром подогнулись ноги, когда Лью проскочил мимо него в дверь.

Лифт был чуть дальше по коридору, с раскрытыми дверями. И вокруг никого. Лью вошел и нажал «0». Брился, пока спускался. Бритва срезала быстро и наголо, хоть и шумно. Когда дверь открылась, он как раз заканчивал с грудью.

Прямо перед ним стояла тощая лаборантка, с совершенно отсутствующим выражением лица, как у всех людей, которые ждут лифта. Она прошла мимо, пробормотав извинение, даже толком не взглянув на него. Лью быстро вышел.

Двери закрылись раньше, чем он сообразил, что это не его этаж.

Чертова лаборантка! Вызвала лифт раньше, чем он опустился до конца.

Лью повернулся и нажал кнопку «Вниз». Потом осознал то, что увидел беглым взглядом, и резко развернулся.

Вся комната заставлена стеклянными резервуарами высотой до потолка – целый лабиринт, как из книжных шкафов в библиотеке. Зрелище в резервуарах было развратнее, чем что угодно в Бельзене. Это же мужчины и женщины! Нет, он не будет смотреть. Он отказывался смотреть на что угодно, кроме двери лифта. Да почему так долго?

Он услышал сирену.

Твердый плиточный пол завибрировал под голыми пятками. Он почувствовал, как немеют мышцы, как наступает летаргия в душе.

Лифт прибыл… слишком поздно. Он заблокировал дверь стулом. В большинстве зданий не было лестниц – только дополнительные лифты. И теперь им придется подниматься на дополнительном. А где он?.. Уже не успеть найти. Лью уже начал засыпать. Наверняка в одном только этом помещении работает сразу несколько акустических проекторов. От одного луча санитары только расслабились бы, стали неповоротливей. А там, где лучи пересекались – здесь, – наступала потеря сознания. Но еще не наступила.

Сперва надо что-то сделать.

Когда они сюда ворвутся, им уже будет за что его убить.

Резервуары были из пластика, не стекла, – и очень особенного пластика. Чтобы не вызвать защитные реакции у множества органов тела, которые могли его коснуться, пластик обязан обладать уникальными характеристиками. Как еще вдобавок к ним ожидать от него и ударопрочности!

Разбивать его было очень здорово.

Потом Лью удивлялся, как умудрился так долго продержаться на ногах. Успокаивающий гиперакустический шелест все давил на него, придавливал на пол, который с каждым мигом казался все мягче. Стул в руках становился тяжелее и тяжелее. Но пока он мог его держать, он колотил. Уже брел по колено в питательной жидкости, с каждым движением задевая щиколотками что-то умирающее; но все-таки не закончил и на треть, когда безмолвная песнь сирен победила.

Он упал.

И в итоге они даже ни слова не сказали, что он уничтожал баки с органами!

Сидя в зале суда и слушая монотонный гул судебного ритуала, Лью обернулся к мистеру Брокстону с вопросом. Мистер Брокстон улыбнулся:

– А зачем им об этом говорить? Они думают, им и так хватает, за что вас посадить. Если вас не осудят по этим обвинениям, тогда осудят за необоснованное уничтожение ценных медицинских материалов. Но они проследят, чтобы осудили.

– А что думаете вы?

– Боюсь, они правы. Но мы попробуем. Сейчас Хеннесси зачитает обвинения. Можете слушать с уязвленным и возмущенным видом?

– Конечно.

– Хорошо.

Прокурор зачитал обвинения; его голос звучал как голос рока из-под тонких светлых усиков. Уоррен Льюис Ноулс выглядел уязвленным и возмущенным. Но уже так себя не чувствовал. Он уже сделал то, за что стоит умереть.

Причиной всего были банки органов. Когда есть хорошие врачи и достаточные запасы материалов в банках, любой налогоплательщик может надеяться существовать практически бесконечно. А какой избиратель проголосует против вечной жизни? Что одному казнь, то другому бессмертие – и граждане проголосовали бы за смертную казнь за любое преступление.

А Льюис Ноулс нанес ответный удар.

– Штат докажет, что Уоррен Льюис Ноулс на протяжении двух лет умышленно проехал на красный свет в шести случаях. За тот же период Уоррен Ноулс превысил местные скоростные лимиты не менее десяти раз, в одном эпизоде – вплоть до пятнадцати миль в час. У него плохая характеристика. Мы предоставим записи о его аресте в 2082 году по обвинению в вождении в пьяном виде, когда его оправдали только благодаря…

– Протестую!

– Протест принят. Если он был оправдан, господин прокурор, суд обязан считать его невиновным.

Послесловие

В вашем будущем – или будущем ваших внуков – будет банк органов. Ничто, кроме конца света, этот процесс не остановит. О стремительном прогрессе трансплантации известно всем. Многие великие умы фантастики уже писали о проблеме банка органов, настолько она неизбежная и такая интересная.

Дальнейшее не должно вызывать споров, но вызывает и будет вызывать.

Человеческая технология может изменять человеческую мораль.

Сомневаетесь? Прошу: динамит, порох, печатный станок, хлопкоочистительная машина, современные рекламные технологии, психология. Рассмотрим автомобиль: сейчас вообще аморально возвращаться домой после новогодней вечеринки. (Если только не поймаете такси, что возможно только под прицелом.) Рассмотрим кобальтовую бомбу, из-за которой аморальной стала война. А была ли тотальная война аморальной до кобальтовой бомбы? В 1945 году союзники требовали не меньше чем полного поражения Германии. Они ошибались? А вы так тогда говорили? Я – нет (мне было семь) и не говорю (в двадцать восемь).

Что происходит, когда смерть одного настоящего преступника может спасти