Журнал «Если» - «Если», 2003 № 04 Страница 14

Из молодых авторов-мужчин популярен Иржи Кулганек, в последние годы зарекомендовавший себя мастером фантастического боевика (цикл романов, открытый «Временем мертвецов», 1999). Его произведения полны головокружительных приключений, побоищ и погонь при крайне расплывчатой и не важной для сюжета фантастической посылке. Представитель среднего поколения Владо Риша создает иронические романы о лентяе-толстяке Гуке, подвизающемся в мире традиционной героической фэнтези. Иногда, впрочем, Риша отвлекается и на легендарного Конана (роман «Конан и кровавая звезда», 1992). Старейший из активно издающихся фантастов Ярослав Белинский успешно работает над детективным сериалом о космическом полицейском Янге. В целом на протяжении 1990-х годов в Чехии произошло смещение центра тяжести фантастической прозы от НФ к фэнтези. Как показывают последние сборники рассказов начинающих авторов, издаваемые к ежегодному фестивалю чешской фантастики «Паркон», молодое поколение, воспитанное на эпопеях Дж. Р.Р.Толкина, просто не в силах выдумать занимательного сюжета, основанного на научной или хотя бы наукообразной гипотезе. Даже в интересной новелле Леонарда Медека «Трагедия на Дзете VIII» (2002) научно-фантастические декорации скрывают посылку в духе фэнтези. Высадившиеся на недавно открытой планете колонисты погибают при загадочных обстоятельствах. Разгадку находит капитан доставившего колонистов звездолета, но лишь благодаря тому, что сам является вампиром, по несчастной случайности «активировавшим» одного из пассажиров, тоже несущего в крови «упырический» ген. Помимо засилья фэнтези, вызывает опасения и очень заметная ныне «кастовость» чешских мастеров и почитателей фантастики, образующих в литературной среде обособленную группу. Не очень широкий круг «посвященных» включает и собственных критиков, и свои магазины, и клубы. А тем временем наиболее интересные процессы идут именно за пределами этой сферы. Фантастические посылки успешно используют в своем творчестве писатели не жанровые. Правда, речь в этом случае приходится вести не о традиционных направлениях, а, скорее, о фантасмагориях в духе притч Ч.Айтматова и А.Кима или неомифов европейских и латиноамериканских мастеров «магического реализма» подобных Г.Казаку, Г.Маркесу, Х.Борхесу. В таком ключе пишут Михал Айваз («Иной город», 1993; «Бирюзовый орел», 1998), Иржи Кратохвил («Бессмертная история», 1997), Милош Урбан («Семь храмов», 1999, и «Водяной», 2001). И тем не менее ситуация для научной фантастики в Чехии отнюдь не безнадежна. И ныне продолжает писать ее признанный патриарх О.Нефф, создавший в 1990-е годы трехтомную эпопею «Тысячелетие» и яркий роман катастроф «Тьма». Свидетельством творческого потенциала чешской НФ является и представленный в этом номере рассказ «Лассо» (в оригинале — «Бросаю тебе лассо, дружище») Йозефа Пециновского, одного из самых интересных чешских фантастов, публикующегося с середины 1980-х годов. Новелла дважды, в 1990 и 1994 годах, занимала по итогам опроса читателей журнала «Икария» первое место как «лучший чешский фантастический рассказ всех времен» и дала название авторскому сборнику, изданному в 1999 году.

Проза

Томас Шерред

Недреманное око

Мы были одинаково поражены, когда я сотворил десятидолларовую купюру. Жена сидела напротив, и глаза у нее вытаращились, совсем как мои. На какое-то время мы просто застыли, глядя на зелененькую бумажку. Наконец жена наклонилась через столик, осторожно потыкала в нее кончиком пальца и только потом взяла ее.

— Кажется настоящей, — задумчиво сказала моя жена. — И выглядит, как надо, и на ощупь такая же. — Дай-ка я посмотрю! Она протянула купюру мне.

Я легонечко потер бумажку между пальцами и поднес к свету. Крохотные завитушки, так тонко нанесенные на геометрическую сетку, выглядели четкими и ясными; лицо Александера Гамильтона казалось вычеканенным, глаза мрачно смотрели на запад. Бумага похрустывала в должной мере, цифры были напечатаны, как положено.

Ни единого дефекта не обнаружилось.

Моя жена практичнее меня. Она сказала:

— Хорошо, по-твоему, купюра выглядит настоящей, но я хочу знать, примут ли ее в супермаркете. Нам нужно масло.

В супермаркете десятидолларовую купюру приняли, мы за нее получили масло, немножко кофе, немножко мяса, а на сдачу я купил пару журналов. Мы отправились домой обдумать ситуацию и выгнали детей погулять, чтобы обсудить все без помех. Джин посмотрела на меня.

— И что дальше?

Я пожал плечами.

— Сделаем еще несколько купюр. Десятидолларовых. Или ты хочешь сказать, что больше они нам не требуются?

Но Джин совсем не дурочка.

— Не говори глупостей, Майк Макнолли. Эта десятидолларовая бумажка означает, что завтра у нас вместо макарон будет мясо. Но на мой вопрос ты не ответил. Дальше-то что?

Я сказал, что мне надо подумать.

— Обдумывать будем сообща, — заявила она, как отрезала. — Если ты намерен продолжать… это и меня касается.

— Верно, — ответил я. — Давай подождем, пока ребята не лягут спать, и тогда разберемся, что к чему. А пока достань-ка снова ту, другую купюру. Мне требуется новый аккумулятор, да и правая передняя покрышка долго не протянет.

Она признала, что это по-честному, и достала из сумочки другую купюру (тут следует указать, что это была единственная наша купюра, а до зарплаты оставалось еще три дня). Она положила купюру на кофейный столик передо мной, разглаживая складки.

— Ну ладно, — сказала она. — Действуй.

Я придвинул десять долларов чуть поближе к себе, положил локти на стол и сосредоточился.

Почти немедленно начал возникать дубликат — сначала общие очертания, затем цвет, точный рисунок букв и все положенные завитушки. Ушло на это секунд пять.

Пока Джин внимательно изучала дубликат, я сделал еще две купюры, то есть всего их стало три, не считая оригинала. Я вернул оригинал Джин, добавив один дубликат, и отправился прицениться к новым аккумуляторам. День был теплый, а потому я погрузил ребят в машину и захватил их с собой прокатиться.

Когда дети засыпают, а посуда вымыта и поставлена сушиться, в доме становится очень тихо. Слишком тихо — когда я думаю о том, как быстро маленькие дети вырастают и покидают родной дом. Но до этого еще далеко, особенно малышу. Джин принесла пиво, и мы включили канадскую программу без рекламы. Концерт Виктора Герберта.

— Ну?

Джин, я понял, немного нервничала. У нее для размышлений был целый день, поскольку дети под ногами не путались.

— Вижу, они их взяли.