Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн Страница 45

сложности девять человек, все послушно надели блестящие зеленые колпаки, кроме Моны и Бальтазара, головные уборы которых по необъяснимым причинам вспыхнули при контакте с руками демона. На заднем плане играл плейлист для вечеринок, соблазняя привязчивыми мотивчиками начала 2000-х. А потом, помимо обычного шоколадного торта, появились чипсы, серпантины, шампанское и огромная белая доска, которая грозила заманчивой надписью: «Мышь и сыр». Гораздо более безобидное и современное название старой доброй игры в слова.

– Мне очень приятно, что вы все смогли сегодня выбраться. Мои лучшие друзья, – Амелия развернулась, – и вот он, – бросила она злобный взгляд на Бальтазара. – Спасибо, что пришли! Мне бы хотелось, чтобы сегодня мы… вернулись в прошлое. Я вспомнила о наших прежних днях рождения.

Мона подавила раздраженный стон.

– Помните? Вечера игр? – Амелия взвизгнула от радости, остальные засмеялись, Мона боролась с собой, чтобы мысленно никого не проклясть.

– Помоги мне! – прошептала она Бальтазару, однако тот, похоже, пришел в такое же отчаяние при мысли о настольных играх.

– Просто прокляни кого-нибудь! – огрызнулся он.

– Мне на ум приходит только что-то жестокое.

– Мне тоже. – Они обменялись несчастными взглядами.

– За это я требую макароны с соусом.

– Договорились.

– Причем в обеих вариациях.

«Мышь и сыр». Поначалу Моне удавалось уклоняться. Просто не отгадывать вместе со всеми. Амелия планировала этот вечер в течение нескольких месяцев, Мона приготовила ей доску и другие принадлежности и теперь глубоко сожалела о своей помощи. Особенно потому, что именинница внезапно настояла, чтобы каждый провел как минимум по одному раунду. К счастью, с коротким словом «ад», о котором можно было догадаться по одному лишь пылающему взгляду Бальтазара, ни у кого трудностей не возникло.

Также популярная, но переоцененная игра «Кто я?» прошла на удивление легко. Когда пришла очередь угадывать личность Амелии, Мона быстро прикрыла своему демону рот, что привело к небольшой перебранке между ними, когда он лизнул ее пальцы. Потом Моне потребовалась всего одна попытка, чтобы отгадать личность Бальтазара – архидемон – и этот неприятный раунд игр они тоже благополучно пережили.

К сожалению, затем «Монополия» чуть не превратилась в битву, из которой через два часа победителем мог выйти только один. А у Моны появилось смутное представление, почему Бальтазар мог позволить себе сшитые на заказ костюмы. Под конец ему принадлежали все улицы, цепочка Тани, раскладушка Амелии и право опеки над первенцем Мануэлы.

Когда дело наконец дошло до шарад – игры, в которой Моне каждый день приходилось практиковаться со скелетом, ей не удалось победить только из-за демонических способностей Бальтазара к отгадыванию.

– Приносить жертву, – попробовал он уже во второй раз.

– Нет!

– Пытать!

– Что? Нет!

– Сжигать заживо!

– Чем это движение напомнило тебе о сожжении?

– Сажать на кол.

– Эм… не, ну… эм…

– Тогда ты либо закалываешь кого-то, либо дрочишь человеку-невидимке!

– Нет! Проклятие, Бальтазар, это рог единорога! Смотри! – воскликнула она, дико жестикулируя рукой возле лба.

– Не вижу ничего подобного…

По крайней мере, никто не захотел, чтобы двухметровый мужчина, у которого одни мускулы весили под сотню килограммов, присоединялся к игре в «Твистер». Мона отказалась честной фразой «Только через ваши трупы!» и вместо этого занялась подготовкой к последней части вечеринки. Потому что позже вечером останутся только музыка, выпивка, непринужденные беседы и дружеское общение. К этому времени Амелия пригласила соседей, друзей друзей и коллег по работе. Всего за час слишком маленькая квартира битком набилась празднующими людьми, и наконец официально открылся бар с пуншем и коктейлями. Мона набросилась на смесь из подмаренника, которую тут же усовершенствовала щедрой порцией водки. Бальтазар с отвращением отодвинул свой стакан в сторону и подозрительно наблюдал, как ведьма организовала себе сразу два полных стакана.

В представлении демона «вечеринка» подразумевала совсем другие развлечения. Она включала бы в себя в определенной степени расслабленную атмосферу и музыку, иногда обнаженную кожу – но занозам в заднице вход воспрещался. А кто-то вроде Торбена оказался бы на столе для пыток, чтобы остальных забавляли его рыдания. И сейчас Бальтазар мечтал именно о таком столе, потому что молодой человек по какой-то причине, казалось, жаждал с ним пообщаться. Снова и снова он вытягивал шею в поисках своей бывшей, но так как у Моны получилось слиться с тенью в маленькой темной комнате, Торбен явно решил поговорить хотя бы с Бальтазаром. Потому что теперь любопытные взгляды этого тощего парня сосредоточились на нем, а высокий архидемон, увы, не мог просто взять и спрятаться за цветочным горшком. Бальтазар с недовольством покосился на свою жену, которая удобно устроилась под защитой фикуса с полным стаканом пунша из подмаренника. Рядом с ним уже покашливал ее бывший парень, и Бальтазар мысленно вознес короткую молитву самому себе, однако даже собственная божественность не смогла ему помочь.

– Ну-у-у-у? – протянул Торбен, похоже, настраиваясь на непринужденную беседу.

Бальтазар медленно повернулся к нему, злясь, что не может смотреть на этого типа сверху вниз. Потому что, к сожалению, бывший Моны был совсем немного ниже его.

– Значит, ты и Мона, – произнес Торбен, и Бальтазар кивнул с самой мрачной улыбкой, на какую только был способен. Во всяком случае, попытался, однако это Торбена тоже не отпугнуло. – Ц-ц-ц. Выходит, она замужем, ну ладно! Никогда бы не подумал!

– Почему? – ответил демон и тут же рассердился на самого себя за то, что задал встречный вопрос, подозревая, что тем самым отворил врата в бездну пустого разговора.

– Наша милашка-бунтовщица и брак, мне бы и во сне не приснилось.

Сейчас Бальтазар понял, почему Мону тошнило от этого парня. Его дерзкие слова оказались последней необходимой искрой этого поганого вечера. За долю секунды внутреннее «я» Бальтазара вспыхнуло яростью… что, к сожалению, лишило его возможности ответить, поскольку все, что ему хотелось сказать, выходило за рамки человеческого языка.

– Ты и Мони, давно вы друг друга знаете?

Торбена, кажется, совершенно не впечатлила прорвавшаяся наружу демоническая аура. Редко встретишь людей, действительно ограниченных только физическим восприятием, и в этот момент Бальтазар слишком удивился, чтобы продолжать злиться. Очевидно, Торбен был абсолютно низъестественным, как это любили называть специалисты. Помимо зрения, слуха, осязания, обоняния, вкуса, температурного восприятия, боли и чувства равновесия, существовал еще внутренний глаз, который мог затуманиться только при полном отрицании созидательности. Он позволял человеку замечать золотистый блеск в темноте, слышать шепот в абсолютной тишине и иногда видеть радугу без дождя. То, что Торбен даже представить себе не мог, и в этом смысле Бальтазару почти стало его жаль.

– Нет? – переспросил молодой человек, следующий вопрос которого совершенно затерялся среди мыслей Бальтазара.

– Да, – быстро ответил он неизвестно на что,