Вторичка - Эра Думер Страница 35

Когда священная пара покинула сцену, Ом-Ши поднялся и поклонился публике. В его руках белела дирижерская палочка. Тийя обернулась, но Януса на месте не оказалось. Лишь бокал балансировал на краю столика в идеальном равновесии.

Вернувшись в белое пространство, я помассировала виски. Воспринимать поток новой информации и незнакомых слов нахрапом было не так уж и просто. Так еще и с подробностями быта всех этих ашернов-шмашернов…

«Почему, интересно, Ян так протестовал? – задумалась я. – А родители красивые. И все эти небожители с обычаями, так незаметно передавшимся нам, выглядят кинематографично…»

Крылатый ассистент взбудоражено, как буйный умалишенный, перемигивался со мной фасеточными лампочками:

– О, любопытнейшая из любопытнейших, Гостья-Хор-ла, желаешь наблюдать далее?

– О, назойливейшая из мух, сочту за честь, – передразнила я.

Нокс коснулась губами острой челюсти Дайеса. Она положила голову на его плечо и подтянула лямку ночного платья. Наставница покачала младенца, с улыбкой морща нос от его ручек, пытающихся ухватиться за подвески заколок.

– Завтра необходимо засвидетельствовать рождение демиурга в Управлении, – сказал глава Порядка, и, получив ладошкой по губам, раскраснелся.

Нокс-Рейепс рассмеялась, глядя, как ее невозмутимый муж робко целует крохотные пальцы и нежно гладит головку с невесомым пушком.

– Малыш не дал тебе перейти к важной части вопроса, – произнесла наставница. Она посмотрела в глаза грудничка, которые смешали в себе коктейль из двух, их с Лебье. Показала кончик языка, и сын захохотал. – Дерзкий лидер, истинный хаот. Назовем его Хиаром в честь моего дедушки. Как сошлось, что Хиар, подобно нашему сыну, был рожден в правлении созвездия Ста-хе Дейдекстра, поглоти Хаос его бравую душу. Он дерзко смеялся в лицо невзгодам и не верил в дурные приметы.33

Дайес наклонился над ребенком, и ручки схватили его за завязку рубахи. Нечего делать – потянулся следом.

– Для олицетворения бездны он слишком красив, – возразил Дайес, сгибаясь. – Заботливый и сильный мужчина не может носить имя клятвоотступника.

– Ой! – Цепочка заколки Нокс оказалась в другой ручке, а лица воспитателей – через просвет друг от друга. – Что же ты предлагаешь?

– Óдин, – шепнул Лебье.

– И что оно означает?

– Яростный и страстный создатель.

– Нет, все не то, любимый, – мазнув губами по губам главы, Рейепс отстранилась, но… застряла. – Что это?

Воспитатели, как по указке, опустили взоры. Подвеска настоятельницы спуталась с завязками одежды Дайеса в тугом узелке – и все из-за шалости их смеющегося дитя. Супруги заглянули друг другу в глаза, преисполнившись уверенности. Нокс прошептала:

– Мост. Арка.

– Переходное состояние, – шепнул Лебье.

– Янус, – произнесли они в один голос и с нежностью полюбовались ребенком, довольным, что привел мать и отца к согласию. Янус Лебье-Рейепс.

* * *

– Где его фавны носят? – погневалась Гера и отщипнула виноградину от веточки. – Уж не исдох ли по пути, как и положено песьему сыну?

Она возлежала на клинии34, объятая благовониями и шелками просторной одежды. Ее строгие очи прожигали кучку мужчин в белых тогах с пурпурными полосами. Кудрявые головы венчали диадемы из драгоценных металлов, виноградных листьев и цветков. Гости вели тихую беседу, угощаясь вином из кубков.

Спинка лектуса скрипнула. Богиня сурово посмотрела на вторженца и выдернула из-под чужих грудей вуаль. Фигуристая, мягкая, в тонких тканях и с распущенными кудрями – Афродита облокотилась о спинку ложа. Улыбаясь заглядывающимся богам, она заговорщически процедила:

– Креацкий соглядатай на подступах к Афинам.

– Двуликий? – напряглась богиня-мать.

– Наверняка не могу знать, – вздохнула Афродита. – Но верней будет не высовываться пару лун. Сейчас и вовсе происходит страшное, – небожительница заговорщически понизила голос, – Креация наводит шороху: один мастер научился менять лица и, говорят, он на Земле… В Риме его прозвали Ателланой.

– Болтовня надышавшихся парами пифий35! – отрезала Гера, нахмурившись. – Подмена лиц карается строже, чем убийство.

Богини сменили тему:

– Диониса бы уговором взять – он костьми ляжет за завтрашние Вакханалии, – надулась Афродита, но тут же переменилась в лице, сделавшись мечтательной. – Здорово, если бы приехал Двуликий.

Богиня-мать съела еще одну ягоду, вытягивая шею как гусыня, чтобы высмотреть кого-то в толпе. Не встретив оного, разлеглась на клинии.

– С чего бы «здорово», недалекая? – проворчала Гера, ужасно злая на мужа, провалившегося как сквозь землю с какой-то молоденькой нимфой. – Ты будто не слышала, как этот пес цепной интриги плетет и докладывает на всякого? Всю Гею объездил, в каждом захудалом пантеончике выявил нарушения, у наших северных побратимов устроил такой разгоняй, что они пили семь дней после его отъезда.

– Знаю-знаю, но Янус очень хорош в постели, – мечтательно вздохнула Афродита.

Гера окатила богиню яростным взором:

– Когда ты успела, распутница?

– Командировки в Римскую Империю, – промурлыкала богиня и потянулась к винограду Геры. – Назвалась там Венерой.

Богиня-мать выхватила у младшей богини виноград, уворачиваясь от большой груди с поджатыми губами.

– Убери свои блудливые ручонки! – Гера с сердитым видом шлепнула богиню по пальцам. – Уму непостижимо! Так у соглядатая, значит, гражданство римское, а нрав греческий… – Женщина помолчала, не выпуская из головы своего непутевого Громовержца. Наконец она промолвила: – Нам срочно требуется расставить ловушки и начать охоту на двуликую сволочь… Вот доберусь до Зевса и обсужу с ним детали плана. Не время нимф тискать! Завтра соберемся в Пантеоне на летучку.

– Ты столь непреклонна, Гера, – протянула богиня любви. – Не стоит отбрасывать вариант сотрудничества с соглядатаем… Он себе не хозяин, перст Креация. Надо мыслить шире… Cui bone est?36

– Закрой свой имперский рот, – приказала Гера. – Неужели в твоей голове не укладывается, что, как только Янус доберется до нас, сделает с нами то же, что и с тобой. Только грубее.

Афродита-Венера загадочно улыбнулась, на ее круглых щеках образовался румянец и ямочки. Гера закатила глаза:

– В сотни раз грубее!

– Желаешь продолжать, Гостья-Хор-ла? Выглядишь бледнейшей из бледных!

Я хлопала себя по щекам, пытаясь выкинуть из головы слова богини любви. Два эпизода подряд – эта трогательная сцена молодых родителей, идеальных небожителей и их не менее чудесного ребенка, который вырастает прямо по щелчку смены кадра. Римский Янус остался за кулисами, но комментарий богини любви – по факту босса в «этом» деле – сразили наповал, вызвали мгновенный пожар на лице, от которого не было спасения.

«Я убью тебя, чертова муха», – в изнеможении подумала я, но вслух безэмоционально ляпнула:

– Продолжай.

– Досадное зрелище. Бог богу волк, – покачал головой он и раскрыл ведомственную книгу на трибуне.

Облаченный в римскую триумфальную тогу, расшитую изящными золотыми гравюрами, оратор пролистнул страницы, распотрошил золотистые волосы над ухом кончиком гусиного пера и окинул