Заброшка - Эра Думер Страница 30

Выйдя к Ионе, поднявшемуся мне навстречу, пошутила:

– Идущая на смерть приветствует тебя.

Консьерж показал мне большой палец и медленно опустил его. Я испугалась, что он обманул нас, но, завидев мою реакцию, Иона покрутил пальцем как бы в нерешительности

– Издеваешься? – спросила я, вздохнув. – Если играть по правилам, ты должен выпустить нас. Твои условия – чтобы осталась только я. Как видишь, все мои спутники покинули мир грез. – Я показала на тела, затем на Иону: – Все честно.

Мальчишку перекосило от смеха: губы дернулись, он махнул рукой – и купол раскрылся, как цветущий бутон. Консьерж расхохотался и, унявшись, спрыгнул с автомобиля, направившись ко мне. Я отступила, но Иона поспешил заверить меня, что не причинит мне зла. Он обошел меня по кругу, как любопытный длинношеий детеныш хищного животного, и, подмигнув, произнес:

– Прежде чем ты отключишь Туннану вместе со мной, его трусливым заложником, ответь мне на один вопрос, госпожа ликвидатор.

Я кивнула, стараясь не выдавать волнения: до последнего думала, что Иона передумает.

– Почему это ты уверена, что ты в мире грез?

– Ты сам сказал, что мы уснули в повозке, поэтому попали сюда. – Меня смутила постановка вопроса.

И вновь моих ушей коснулся мальчишеский хохот. Иона прекратил нарезать круги и поднес свое лицо к моему, вытянув шею, пока стоял в отдалении. Я не шелохнулась.

– Мне понравилась твоя находчивость, да и делать здесь, в поросшем былью мире, который никто не выкупит, мне нечего. Смысл мне вас сдерживать? Так, потехи ради. Раз ты скрасила мою вечность, я кое-что расскажу тебе, а ты уж решай сама, верить или нет. – Консьерж прокрутился на носке, оставив песчаную воронку под собой. – Ты спишь.

– Я в курсе, – нахмурилась.

– А я о другом, – цокнул языком Иона. – Все, что связывает тебя с прошлым, – воспоминания. И ты в пять лет уже не ты в двадцать. И ты в сорок будешь иной личностью. Но что есть «сейчас»? Ответ очевиден – сон. Лишь проснувшись, ты оценишь грезу. Это и будет твоим воспоминанием о временах, которых никогда не было. Ностальгия по прошлым жизням, что ты не переживала.

Мне вспомнились заброшенные коридоры супермаркета и зацикленный день, больше похожий на температурную дремоту. По моему лицу собеседник прочел, что меня осенило. Иона пожал плечами:

– На каком Плане ты потеряла друзей?

Несложный подсчет – и я показала на пальцах цифру «три».

– Они проснулись, потому что их забрали. Твои новые друзья вытеснили старых, когда прибыли сюда.

– Кто их забрал?

– Понятия не имею. Однако вижу, что двое из твоих знакомых – просто пустышки, – перебил меня Иона.

«Что ж, с Яном все понятно, а Инанна походила на кого-то вроде андроида. Или Партизан Харот, выходец из призрачного слоя».

Вельзевулов выбросило за пределы «карты» – вот, что меня волновало больше всего. Даже не так: их похитили. Я спросила:

– Как мне найти друзей?

– Беспокойся не о них, а о себе, – подчеркнул Иона. – Может, они уже нашли транзитан твоих новых друзей-ликвидаторов, – Консьерж карикатурно кивнул, – да-да, мне известно почти обо всем, что происходит в брюхе Туннану, и вовне его.

– И что про них скажешь? – вырвалось у меня.

Иона сморщился, будто надкусил лимон:

– Блистательные умы, растрачивающие свой потенциал на скандальные фильмы. Подсматривать за существами, как по мне, грешно.

Поначалу я не поняла, что имел в виду Иона, потом закатила глаза и поправила:

– Да я не про Вельзевулов. Что ты думаешь об АИН?

– У тебя кризис? Сомневаешься в работодателе? – поглумился Консьерж. От клекота его шея заходила волнами, и он изогнул ее, как хитрый питон; я не пошевелилась. – Ты спрашиваешь у Хранителя про организацию, против которой его программируют – это как поинтересоваться у белухи, что она думает по поводу китобойного судна.

Я выгнула бровь:

– Вы с Туннану – белуха, а Эйн-Соф – китобой, по твоей расстановке. Позиция жертвы?

– Всесоздатель упаси! – Иона обнажил зубы, буравя меня взглядом. – АИН – атомная подводная лодка, а весь белый свет – воды. Если она не поразит нужную ей цель, она взорвется от злости и не оставит ни одной белухи в живых.

«Довольно экивоков».

Признав, что я не получу важной информации, потребовала выдать мне Сердце Этажа, чтобы я проникла в Архив. Консьерж засмеялся и сказал напоследок:

– Туннану говорит с вами через хранителей: вы снитесь ей, и вы – духи ее сновидений. Так пора разбудить ее, чтобы ты, мигрирующий планктон, предстала перед ней.

Иона запрокинул голову и расставил руки. Мой слух ласкал тонкий голос, который сужался до нити ультразвука; я обнаружила, что пустыня задрожала, как картинка на старом телеке, а вместе с ней растворялись тела попутчиков и сам Иона. Как будто кто-то подносил зажигалку к бумаге – как огонь разъедает целлюлозу и чернила, также исчезал Второй этаж.

По ушам захлопали словно птичьи крылья – я испугалась так, что сердце заходило ходуном. Появилась мысль, что Иона обманул меня и План не выключен. Я испугалась и закричала, но хлопки иллюзорных крыльев усилились во сто крат: задохнулась, крик сорвался с губ и остался далеко позади, будто выбросила его из окошка поезда на ходу, и волосы налипли на губы. Ветер бил в спину, я падала вниз, беспомощно размахивая конечностями.

– Мама! – подумалось, что мы зовем одного и того же человека и грудничком, и стариком. Эта мысль ужаснула меня. – Мамочка!

Слезы слетали с прищуренных глаз – спиной я вошла, по ощущению, в толщу воды. Скорость падения замедлилась, траектория изменилась – теперь я утопала зигзагами, оседая на дно, как опадающий с ветки осенний лист. Меня окружил хоровод звезд, фиолетово-синие туманности и откровенная тишина. Нельзя было ничего сказать, так как каждое слово с цоканьем отражалось от вакуумных стен и налипало на разум. Меня замутило: видимо, укачало в полете. Космос, конечно, вряд ли был настоящим, потому что я дышала и слышала собственное сопение, а пространство облепляло как желе – чайную ложку. Я изо всех сил старалась не думать о том, что разобьюсь. И полет, что длился не более пятнадцати секунд, растянулся до получаса. У всего есть конец – завершилось и падение.

Упав в мягкое и влажное пространство, я почувствовала резкое зловоние. В полумраке, кидаясь от стенки к стенке, что напоминали обивку камеры для буйных психбольных, я, пошатываясь и всхлипывая от страха, прошла несколько шагов. Но окружение качалось, как на волнах, и ноги заплетались. Ощущение было как из детства, когда шагаешь босиком по скользкому надувному батуту: постоянно проваливаешься в стыки, скатываясь по