Заброшка - Эра Думер Страница 29

– Выпей. – На ботинках множились и росли темные капли. – И быстрее, проливается.

Он с недоверием посмотрел на меня, словно король, который подозревает везде отраву, и, придержав «чашу», выпил. Его теплые, сухие губы касались моей кожи, и я, смотря на него, задышала чаще. Иллюзия – но какая качественная. Сон, от которого не скоро очнешься.

Гильгамеш утолил жажду вслед за мной, вытер рот рукавом и наполнил флягу. Он подошел к Хароту – с их стороны послышалась возня, ругательства и булькающие хрипы.

– Отравить вздумал! Мразь! Не дам тебе выиграть, сукин ты сын! – пролаял Партизан, изворачиваясь, как гусеница со скованными руками.

Гильгамеш схватил его за челюсть и силой влил воду. Он уступал старику в массе, но был ловчее – напоил, дал с локтя и «выключил» напарника. Я бы уронила челюсть, не будь мой эмоциональный диапазон чуть у́же, чем у пасхального истукана.

Капер заметил мое внимание и, сконфузившись, заговорил:

– Партизан Харот – отнюдь не плохое существо, миледи. Но только тогда, когда спит как младенец.

Вечерело на Ро-Куро быстро. Маленький мир: и полушарие, на котором мы обитали, стремительно погружалось в тень. Я сидела под деревом, прижимаясь плечом к плечу макета, Инанна караулила Партизана Харота, чтобы тот не очнулся, а Гильгамеш сидел напротив, хмуря тонкие брови. Он нарисовал веточкой овал и пририсовал треугольник – я не сразу признала в творении кита.

– Думаешь, мы по-прежнему в Туннану? – спросила я.

– Уверен. Консьерж – отвлекающий маневр. Этаж и Хранитель суть есть одно, и это наш зверь.

Ян, поймав приступ кашля, поспешно оставил нас и скрылся у невидимой границы в отдалении. Я успела только руку протянуть, не зная, имею ли право останавливать его. Вновь мы остались с Гильгамешем наедине. Он был такого типа притягательных парней, которые выглядели много младше своих лет, будто рухнули в чан с эликсиром вечной молодости. Не будь я конченой янусофреничкой, завязала бы отношения с ним на градус теплее дружбы. К счастью или нет, но я совершенно не могла думать о ком-то кроме белобрысого ловеласа. Даже если очень хотела.

– У меня нет знаков, – внезапно сказал Гильгамеш. – Ты заметила, полагаю.

Он тоскливо улыбнулся: я сосредоточенно наблюдала за дерганым движением его кадыка. То, как он мял пальцы, пробудило воспоминания о нервном тике Яна.

«Я не Белый Вейнит, наставник, а отброс. И раз обо мне сложено такое мнение, буду соответствовать».

– Заметила, – сказала я. – Похоже, это больная тема. Я не стала любопытствовать.

Улыбка скользнула и моментально растворилась на его лице. Я чувствовала, что Гильгамеш нуждался в отповеди. Не осуждала: нас вот-вот снесет кислотной волной в животе гигантской рыбины, застрелит алчный капер или прикончит жажда, чего уже греха таить. Вот только экс-торговка не годилась на роль духовного гуру для сверхсущества.

– Ты очень мила, Вера. Я тут подумал, что скрывать нечего, – пожал плечами Гильгамеш. Обернувшись, посмотрел на наших друзей: Ян неудачно прятал кровавую тошноту вдалеке, а Инанна фехтовала в спарринге с невидимкой. Харот находился в отрубе. – Отец не чаял во мне души, а вот матушка притесняла. Я был единственным мальчиком среди пяти сестер, самым младшим. С какого ракурса ни взглянешь – белая ворона, – грустно посмеялся Гильгамеш. – Мой отец придерживался мнения, что возглавить клан должен мужчина, но матушка и слышать ничего не хотела: выдвинула ставленницу, одну из дочерей. А когда наш клан признали опальным и начались гонения по политическим причинам, воспитатели бросили нас – и отправились на поиски лучшей жизни.

Я вдохнула и выдохнула через нос, вспоминая, что иномирные семьи устроены, как показывают примеры из жизни моих друзей, по суровой вертикали, в которой не остается места любви. А я бросила своих родителей, пусть и иллюзорных. Тоже не оплот дочерней добродетели, чтобы сидеть и обвинять всех подряд.

Услышав, как клинок Инанны разрубает воздух, я передернула плечами и, спрятав руки между ног, подалась вперед:

– В твоей семье знаки выдавали только главам?

Гильгамеш, похоже, пожалел, что разоткровенничался, но был так воспитан, что попытался выйти сухим из воды:

– Не совсем. Я отучился и получил знаки мастера формирования снов. Но из-за бюрократических неурядиц меня их лишили. – Капер отвернулся, и на его глаз упал завиток волос. – Прости, миледи, что вылил на тебя свои проблемы. Партизан Харот – мерзавец и грубиян, но он прав, что я продолжаю зарываться, унижаясь. Порой мне стоит помнить, кто я на треть.

Последняя фраза засела в уме занозой, как рекламный «крючок» вроде несуразного слогана, брошенного невпопад. Я хотела было спросить, что он имел в виду под словами «кто я на треть», но грохот, будто свалился мешок с овощами, заставил подпрыгнуть на ноги и броситься к Яну. Я опустилась на колени, успев по дороге передумать самые страшные мысли, и заложила два пальца на место сонной артерии. Под кожей еле-еле пульсировала кровь. Прикрыв глаза, я убрала руки и опустила голову. Надо мной нависли тени соратников.

– Нам нужно отсюда выбираться, – сказала я и посмотрела на болезненно худое лицо макета.

Харот подал признаки жизни, разгоняясь в гадком стенании, как бродяга, проснувшийся на лавочке с бодуна. Инанна подлетела к нему и отточенным ударом вырубила. Отряхнув ладони, мастер вернулась к нам, и мое сердце пропустило удар. Я придумала…

– Я, кажется, придумала, как нам одолеть Иону.

«Тени» наклонились над моими плечами, как советники королевы, и в ожидании зависли. Я заговорила, и, когда завершила объяснение короткого, но специфического плана, они переглянулись, посмотрели на Яна с Партизаном и единогласно кивнули.

Иона приоткрыл один глаз и наблюдал за нами со своего «императорского ложа», функцию которого выполняла крыша автомобиля. Гильгамеш, как джентльмен, позволил Инанне ударить себя – и с одного хука мастер выключила шумерского героя; я едва успела его подхватить и более мягко уложить в песок – плашмя с Яном и Партизаном Харотом. После блестящего хука агент повернулась ко мне и попросила стукнуть ее.

– По-моему, у тебя это лучше получается, – сказала я, покосившись на мужчин без сознания.

– Ты лидер, – коротко ответили мне. – Бей.

Мастер поставила ноги на ширину плеч, развернув ступни так, будто встала в стойку для спарринга, а я сложила кулачонки и, помахивая ими, принялась обходить жертву то справа, то слева, не решаясь нанести удар. Два раза порывалась, но струсила – и Инанна, махнув на меня рукой, с разбега влетела в защитный купол. Она свалилась навзничь, а я, стоя в стойке дохлого боксера, аж икнула от неожиданности.

«Ладно. Мой черед», – подумала я, решив