Влюбленная, обреченная, заговоренная - И. Б. Циммерманн Страница 29

Бербель глухо присвистнула сквозь череп, как бы ей это ни удалось, и теперь даже Мона ощутила, как ее щеки обожгло румянцем.

* * *

И вот они сидели на старой кровати Моны, прямо на мятом постельном белье с рисунком из черепов и роз, как и полагалось в готической квартире, и смотрели друг на друга. Перед ними на большом кожаном чемодане, как на троне, восседала Бербель. Она умела немного поворачиваться и теперь переводила взгляд с ведьмы на вампира и обратно.

– У меня такое чувство, будто за мной подглядывают, – пробормотала Мона и укоризненно посмотрела на череп.

– Кто-то же должен выступать в роли рефери, – довольно хохотнула скелетиха, и, хотя Мона прекрасно могла понять любопытство Бербель, ее не покидало ощущение, что на нее пялятся во время чего-то интимного, словно в зоопарке.

С другой стороны, ее бы мутило еще сильнее, если бы ей пришлось делать это с Борисом наедине. Она полностью ему доверяла, но такая близость ее жутко пугала.

– С горячими каплями ведьминской страсти? – вслух прочла Мона, и при виде ее взгляда Борис подавился смехом.

– Ну, это заклинание базируется на… ах, да что я говорю, больше ничего не было. Обычно при таких услугах… мне объяснить подробнее?

– Этому миру обязательно нужно все сексуализировать, даже колдовство. Черт! – Она хлопнула в ладоши и села чуть прямее, что оказалось очень нелегко, если сидишь по-турецки. – Как мы будем это делать?

– Для этого мне понадобится исключительно твоя прелестная ручка, желательно левая.

Встревоженная Мона отпрянула, когда он собирался взять ее за руку.

– Эм, я что… я что, не смогу писать другой, если ты… или…

– О нет, ничего подобного. Просто будет как-то странно кусать прямо в грудь женщину-змею на твоем правом запястье.

– А. Да. Точно, – пристыженная, она снова расслабилась, и Борис смог потянуть ее руку к себе.

– Мне тоже не хочется это делать.

– Мхм.

– Ведьмы на вкус слишком крепкие, а ваша магия чересчур интенсивная, но сама по себе теплая кровь… пройдет несколько недель, прежде чем мне удастся усмирить голод.

Он театрально вздохнул, однако теперь этот вздох вписывался в связанную с ним драму. Если у вампира урчало в животе, это не делало его сразу опасным, существовала определенная зависимость, сопровождавшая нежизнь кровососов, понятную, наверное, только людям с подобным опытом. Вампиры на многое были готовы, если могли получить за это большой глоток. Да, конечно, большинство из них держались стойко, преступления случались редко, но у Моны не хватало воображения, чтобы представить себе, какие для этого требовалось приложить усилия.

Она чувствовала некоторую нервозность, которая, хотелось верить, не приведет к появлению Бальтазара, потому что Борис тем временем уже коснулся губами ее запястья. Его дыхание было таким же холодным, как и его кожа, раньше она никогда так остро это не ощущала. Но, очевидно, эта прохлада отличалась от его обычного трупного холода, руку начало покалывать, как будто она занемела, и Мона перестала чувствовать давление его пальцев. Как только Борис открыл рот, она быстро закрыла глаза.

Мона действительно ничего не чувствовала, ни его зубы, ни потерю крови, однако ее сердце колотилось так возбужденно, что она не могла понять, с чем связано онемение в конечностях: с укусом или с волнением. Комментарии Бербель «И глоток, и глоток, и глоток» не очень-то помогали. Скелетиха определенно веселилась от души.

Лишь когда Борис закашлялся, Мона осторожно открыла один глаз и покосилась на него. Он зажал рот тыльной стороной ладони и, похоже, боролся с собой. Мона нервно потянула свою руку обратно, однако Борис сразу покачал головой.

– Х-хуже, чем чили, – охнул он.

В этот момент Мона пожалела, что опустила взгляд на свою кожу. Наискосок по ногам ангела у нее на запястье немного размазалась кровь. Видимо, Борис языком закрыл ранки от укуса или вытер кровоподтек. К счастью, это оказался единственный след. Рот у него был чист, зато в глазах стояли слезы.

– Так плохо? – растерянно пискнула Мона, и он кивнул.

– Н-никогда еще такого не пробовал… – его голос звучал глухо, как если бы Борис ел на спор перец халапеньо, даже губы слегка припухли, глаза покраснели, а на лице отражалась му́ка.

– Горячая ведьма, – посмеиваясь, прокомментировала Бербель.

– Даже слишком.

– М-мои огненные силы просто… ну… – начала Мона, догадавшись, что происходящее имело отношение к ее неконтролируемой магии. – Но… но… эм, заклинание! – к счастью, сразу вспомнила она и схватила листок.

– Пусть сгорит другая. С горячими каплями ведьминской страсти. Только кровь ее уз пусть течет в теле и в сердце. Заколдовать!

Она щелкнула пальцами. Ничего не произошло. Даже покалывания не появилось, но для колдовства в этом нет ничего необычного. Кому хотелось тамтамов, фанфар и фейерверков, пусть попробует себя в волшебстве. Потом Мона услышала, как Борис громко шмыгнул носом. У него на самом деле текло из носа и слезились глаза, хотя Мона была не уверена насчет этой жидкости – прозрачная, склизкая, как у смертного… вампиры, конечно, пьют воду, и все же…

– Эм… сработало?

– Мокоесть? – почти совсем неразборчиво пробормотал Борис.

– Что?

– Молоко!

Значит, вот насколько она острая. Мона тут же слезла с кровати и побежала на кухню, при этом чуть не поскользнувшись на повсюду валяющихся газетах. Оставалось надеяться, что старика Бориса устроит миндальное молоко, потому что в доме эковедьмы хищницей была только венерина мухоловка на подоконнике.

Решительно схватив новую упаковку и пару гигиенических салфеток, она бросилась обратно к кровати, где скорчился Борис. Судя по рвотным позывам, он изо всех сил пытался удержать внутри кровь Моны.

– Только попробуй заблевать мне простыню, – предупредила она, хотя на самом деле переживала.

Видимо, ее магия прожигала ему желудок, только этого не хватало – чтобы Борис попал в больницу прямо перед анализом крови из-за ритуала с ведьмой. А что, если он серьезно заболеет? Что, если из-за этого ведомство посадит его под арест? Мона почувствовала, как от паники по телу начинают бегать мурашки, и сразу сосредоточилась на том, что происходило здесь и сейчас. Она с трудом заставила себя сконцентрироваться и открыть молоко, впервые заметив, что кто-то сильно увеличил грудь девушке на пакете, не говоря уже о коротком дирндле[15]. Немного жутковато для такого рода продукта, однако этот фокус помог. Фокусировка на непосредственном окружении позволила ей не сорваться от нервов. Во всяком случае, этот прием из своей психотерапии она усвоила, и он даже довольно надежно работал в мелочах. В порядке исключения Мона могла не прибегать к помощи мужа