Заброшка - Эра Думер Страница 27

Но как это бывает, гениальная мысль настигла меня во сне. Как гром среди ясного неба.

«Кочевники знают о конце света. Это же значит, что они либо осознанные макеты, либо…

Обман Хранителя Этажа».

Рассвет занимался, когда караван остановился на пятаке иссохшей земли. В небе кружили покрытые белым оперением птицы с костяными образованиями в виде рогов и пронзительно выли. Прикрыв уши, я поморщилась.

– Помочь? – Гильгамеш подал руку, чтобы помочь спуститься с крыши автомобиля.

Я посмотрела на свои ноги, топтавшиеся на внушительной высоте от земли, и согласилась, но Ян – как кем-то ужаленный – подскочил и, подхватив меня, стащил с повозки. Вращая руками как искалеченная птица, я коснулась ногами земли и недоуменно посмотрела на макет, который, не удостоив нас и словом, ушел отдыхать под единственное иссохшее дерево, что доблестно стояло под палящими лучами двух звезд.

– Я вот все думаю, – заговорил Гильгамеш, глядя Яну вслед, – подключены ли макеты к общему банку памяти? К бессознательному прототипа? Видят ли они сны – и если да, то чьими переживаниями они полны? Ты уж прости за прямоту, Вера, но твой друг кажется мне очень непростым.

Я скользнула по фигуре капера взглядом, не заостряя его, так и не найдясь с ответом. А потом началось такое, что не привиделись бы и в ночном бреду: вокруг нас, в районе километра, по кругу разошлась земля. Трещина нарисовала ровную окружность, и из глубин стала подниматься полупрозрачная пленка, купол стремительно затягивался над нами – я открыла рот и таращилась на то, как смыкалась над нашими головами субстанция, похожая на прозрачный пластиковый пакет. Гильгамеш был ошарашен не меньше моего, он спросил, покрываясь испариной:

– Что происходит?

Иглами в наш слух вонзился ультразвук, напоминавший китовый плач – это был Иона, забравшийся на крышу машины за пределами купола: он вытянул губы трубочкой и подражал сонару, а когда прекратил, засмеялся звонко и объявил так громко, будто говорил через усилитель:

– Глупцы! Вы позволили себе заснуть и попали прямиком в мою ловушку. Позвольте представиться – Хранитель Второго плана страны грез Ро-Куро. Не видать вам рубильника Сердца, как своих ушей. Второго плана в привычном виде вы тоже не найдете, потому что мы в коллективном бессознательном почившей цивилизации. Уничтожать нечего… – мальчик закатил глаза, выпятив губу. – Ну, кроме вас, конечно же.

Я вспомнила, что мне приснилось. Не было ни Симии, ни барда-болтуна. Они – иллюзии, пустышки. А Иона – волк в овечьей шкуре.

Я переглянулась со спутниками: Ян недобро смотрел на Консьержа, облокотившись о машину, что оказалась в кольце, Партизан Харот разряжал энергошотган в пленку, терпя неудачу за неудачей, а Инанна, сложив руки на груди, слушала Иону. Гильгамеш начал осматриваться, а я попыталась выудить из Хранителя крупицы информации:

– Мы уснули и попали сюда… Выходит, мы действительно были на другой половине Ро-Куро.

Консьерж не торопился выдавать коммерческих тайн: лишь взирал с самодовольным видом. Я обошла с другой стороны:

– И проснуться не удастся?

– Зачем же, – наморщил нос Иона. – Госпожа ликвидатор, скоро вы поймете, что жизнь – это короткий сон. И чем дольше вы спите, тем крепче иллюзия, что смерти нет.

– К чему ты клонишь?

Я почувствовала себя уязвленной. Неужели я растеряла все навыки вычисления консьержей? Что со мной стало? Мой мозг захирел, иначе как объяснить мои глупость и нерасторопность, мой необоснованный шаг в капкан? Я… переоценила свои возможности. Без Януса я не справлюсь – как и он без меня, потому что мы были тандемом, дополняющим друг друга, мы были Инь и Ян, а теперь я одна, поэтому плыву по течению, как и привыкла. И оказываюсь в таких ситуациях, как эта, что точно сулила проигрыш и смерть.

Своими словами Иона подтвердил самую страшную из догадок – он сказал:

– Добро пожаловать в цирк, короткошейные уроды. Даже не так, – Хранитель распахнул объятия, – в Колизей! Я позволю только одному отключить банк памяти – последнему, кто останется из вас. Позволю опустить рубильник Плана, добраться до Архива, а дальше – до Сердца и высосать его энергию до остатка. Как вы смотрите на столь щедрый дар, уродцы?

У меня затряслись поджилки, и похолодело в желудке. Я еще раз окинула своих попутчиков взглядом, на сей раз подозрительным, и нервно выдохнула: все взгляды были устремлены на меня.

Глава V. Заброшенная конюшня

У Партизана Харота сверкнули глаза, и от них разошлись лучики морщин: растянув между ушей улыбку, он рывком наставил дуло на Консьержа. Я чаще задышала и шагнула назад – нервы достигли апогея, чего нельзя было сказать про Иону: не шелохнувшись, возвышался над своими «игрушками». Между капером и Хранителем сохранялось приличное расстояние, но калибр иномирной пушки очевидно не уступал земным и мог бы в два счета решить нашу щекотливую ситуацию.

– Давай, пацан, назови хоть одну причину не снести тебе башку прямо сейчас, Хранителя мне на Слой! – громогласно произнес Партизан.

– У меня такой нет, – округлил глаза Иона и, когда палец Харота углубился в выемку спускового крючка, как бы нехотя добавил: – Хотя, погоди, есть… Моей смертью вы не решите головоломку Второго плана, останетесь под куполом навсегда, пожирая друг друга до скончания дней. Рубильник, – Иона протянул руку, выпятив большой палец, как Цезарь на трибуне, – мое решение. Я буду любезен и пропущу одного из вас в Архив.

– Отлично! Убьем тебя и оттяпаем руку, которой я сам вынесу всем нам положительный приговор! – Партизан Харот не сводил Хранителя с прицела.

– На тебе, как я погляжу, из всей компании природа дольше всех отдыхала? – Иона потерял к разговору интерес и уселся в позе лотоса на тюк. – Говорю же: выход только один. Наш демиург, Аматэрасу, мудра, потому скрестила меня с рубильником.

«Аматэрасу… японская богиня солнца, кажется», – пронеслось у меня в голове.

Для пущей убедительности в собственной неприкосновенности Консьерж закрыл глаза и погрузился в медитацию. Капер шмыгнул носом и медленно опустил оружие.

Мгновения мы переваривали услышанное – я рассматривала мертвую землю, покрытую сетью трещин, небо цвета парного молока, неровно подведенное горизонтом, растворенным в пылевой завесе. Ощутимо нарастала духота, моя кожа покрывалась липким потом – от нервов или жары, или от всего в совокупности. Первым нарушил молчание Партизан Харот: он фиглярски шаркнул ногой перед нами с Гильгамешем и сказал:

– Выхода нет. Порешу вас, скручу «рубильник» в бараний рог, – указал на