Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс Страница 33

– А ты не хотела бы, чтобы мы были больше похожи на них?

Мила прервала работу и нахмурилась.

– В каком смысле?

– Ни Смерти, ни кристаллов, ни туманных призраков. – Пожав плечами, я взяла очередной цветок. – И у них отличный вид, а у нас – отвратительный.

– Мы любимицы Темной Матери. Хождение по Смерти – наш священный долг. Желать иного означает ослушаться ее воли.

Мила процитировала пропаганду, одобренную ковеном, и швырнула в меня цветок периллы. Он отскочил от моей руки.

– Да. Каждый божий день. Я все это ненавижу, Пен. Думаешь, тебе плохо? А представь, что ты – наследница Терновой королевы и ты должна говорить и делать все правильно. И ты с Эллой… Вы так близки. Она со мной больше почти не разговаривает. Раньше мы втроем были против целого мира. Ты что, забыла? Что случилось?

Она часто заморгала и раздавила сорванный листок.

Я не стала извиняться, но почувствовала себя ужасно.

– Случился Холстетт. Прошло тринадцать лет с тех пор, как сгорела наша деревня, Мила. Мы оказались здесь. Мы выросли.

Хотя, конечно, я все помню. Я помню, как Элла покрылась зудящими укусами, когда мы слишком близко подошли к болотистой местности у устья лимана, и как Мила целый час промакивала каждый укус настоем ромашки. Помню, как проиграла в прыжки через ручей и приземлилась в мутную воду. Мила и Элла тоже туда прыгнули, так что не я одна получила взбучку, когда мы вернулись домой по колено в грязи и в мокрых юбках, капающих на вымытый мамой пол.

А еще как-то раз к волосам Милы прилипла древесная смола, и бабушка велела коротко ее остричь. Тем вечером мы выскользнули из дома, украли все свечи с Тернового алтаря и закопали их назло бабушке. Мила забрала все спички и бросила их в ручей, а мы с Эллой выпустили из банок все угольные чары. Оно плясали, как светлячки над болотом, а мы крепко держали друг в друга за руки, едва дыша, чтобы нас никто не заметил. Ковену пришлось неделю использовать трут и стекло для розжига, чтобы попадать в Смерть, а бабушка с той поры всегда носила в кармане юбки коробок спичек. За это нас так и не наказали. А бабушка долго еще не могла понять, откуда у нас столько волшебных запасов.

Мила прикусила нижнюю губу. Она пыталась на что-то решиться. Когда она наконец наклонилась ближе ко мне, веточка у нее в руках превратилась в голый стебель.

– У Эллы проблемы? – прошептала Мила.

Хоть мне и было плохо и я терпеть не могла оказываться между двух огней, но я не стала раскрывать ей секреты Эллы. Я покачала головой.

– Без понятия.

В хмуром взгляде Милы промелькнула тревога.

– Завеса повреждена. Смотритель, да и бабушка, в отчаянии. Я знаю, что ты ходила за Элс.

Я молчала.

– Пен?

Мила коснулась пальцами моего запястья, словно упрашивая меня сказать, что это не так. Но я не могла этого сделать.

– Кто-то еще знает?

От моего подтверждения у нее поникли плечи.

– А ты как думаешь?

Я думала, что это подозревал весь ковен. Но никто не знал наверняка (уже не считая Милы), и никто не станет указывать на меня, пока мы будем хранить молчание.

– Не поднимай голову. Если Смотритель узнает, что ты нарушила первое правило Смерти и выжила…

Она замолкла, сглотнула и продолжила:

– Он потребует показать ему твой кристалл. И если он это сделает, бабушка тебя сдаст.

– Знаю.

Мила права. Не поднимать голову – именно так мне и нужно было поступить. К несчастью, мне предстояло лавировать еще тридцать предательских ночей.

Так одиноко я себя еще никогда не чувствовала. Как мне пересекать завесу без чьей-либо помощи в течение целого лунного цикла? А что, если после очередного кошмара в полночь в мою дверь постучится не сестра? Мне хотелось свернуться клубочком и сделать вид, что этого разговора не было, как и всей прошлой ночи.

Мила бесшумно наводила порядок на столешнице. На ней не осталось и следа нашей работы, кроме десяти баночек, аккуратно выставленных в ряд на полке. Закончив, сестра положила руку мне на плечо.

– Элла спрашивала о тебе. После того как навестишь ее, тебе следует поспать. Ты бледная как смерть. Я прикрою тебя, скажу, что у тебя заболела голова или что-то в этом роде.

– Ты не расскажешь?

– Я же твоя сестра, – просто ответила она.

Только постучав в дверь Эллы, я поняла, что Мила мне вообще ничего не ответила.

Элла сидела на кровати. У нее на коленях лежала раскрытая книга заклинаний. Она была одета в серую ночную рубашку; рыжие кудри блестели на плечах. Ее комната была точно такой же, как у меня: в том же углу стояла кровать, а рядом с ней – тумбочка со стаканом воды и масляной лампой.

Она вложила в книгу закладку, которую я сделала ей на день рождения несколько лет назад. На ней было изображено вишневое дерево, вышитое из оставшихся у меня в запасе цветных нитей. Это было еще до того, как Смотритель издал указ с запретом на цвета. С одной стороны закладка была потрепана от использования. Шелковые стежки слегка испачкались, словно она слишком часто терла их большим пальцем. В детстве мы – Элла, Мила и я – играли под вишневым деревом у себя в деревне. Каждую весну мы играли в опадающих лепестках, танцевали в лунном свете на праздник цветения, посвященный тому, что ночи становились короче, а завеса укреплялась.

Книга заклинаний с грохотом шлепнулась на тумбочку. Это означало, что Элла была в ярости.

– Сядь, – тихо сказала она. Элла в гневе была почти так же страшна, как тот человек в Смерти, который поставил на кон мою душу. При свете дня вчерашняя ночь показалась мне поистине кошмарной. А может, так я пыталась защититься от потери разума.

– О чем ты думала? – прошипела Элла.

Я присела на край ее кровати. Она подвинула ноги, чтобы освободить для меня место.

– Я думала, что моя сестра попала в беду и никто ничего не сделал, чтобы ей помочь. А ты полагала, я буду сидеть на месте и ничего не делать?

– Именно так тебе и следовало поступить! Я должна была защитить тебя, Пен, а не наоборот!

Вдруг в серебряных глазах Эллы загорелся огонек.

– Как тебе это удалось?

Я одернула рукав кардигана, чтобы скрыть черную метку на запястье.

– Мисс Элсвезер помогла.

Легкий румянец на щеках Эллы угас, а искра гнева