Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс Страница 32

С этими словами она бросила взгляд на меня и вышла из столовой.

Я ждала, прислушиваясь к беспокойному ропоту, который прокатился по комнате, и мысленно проследила за тем, как бабушка шла по коридорам и поднималась по лестнице на верх башни. Рассчитав, что она должна была уже оказаться у себя в кабинете, я вышла из столовой до того, как тетя Шара начала раздавать дневные обязанности. Впервые в жизни мне не хотелось получить назначение в библиотеку. У мисс Элсвезер явно возникнут вопросы по поводу разбитого окна в кабинете. Да еще и этот лязг шестеренок подъемника с сухим, как бумага, скрипом с моим именем до сих пор звучал в ушах.

Я спряталась в мастерской ковена, примыкающей к теплице матери. Там я обнаружила список ингредиентов, которые у нас заканчивались. Я прошла за двери теплицы, где влажный воздух стоял стеной. Всегда терпеть не могла эту жару, но воспоминания о пальцах туманных призраков до сих пор леденят душу. Зудящее покалывание влажного воздуха и умиротворенное безмолвие внимательно слушающих растений стало бальзамом для моих взвинченных нервов. Этим утром я на всех нападала. Что неудивительно, учитывая бессонную ночь. Но как же меня раздражало дергаться всякий раз, когда где-то неподалеку хлопали дверью громче обычного. За завтраком Мила дважды уронила нож, и во второй раз я чуть не вскочила со стула и не швырнула в нее ложку.

Теплица была излюбленным местом матери. На двери висела серебряная табличка, на которой было изящно выведено: «Эти растения смертельно опасны». Вокруг надписи нарисована кромка из крошечных синих цветков аконита. Внутри было темнее, чем обычно бывает в помещениях из стекла. А еще эта теплица больше, чем любая другая. В центре расположен тенистый туннель из ядовитого плюща. От главной дорожки в стороны под причудливыми углами расходились грядки. Здесь встречались сотни разновидностей ядовитых растений, которые насыщали воздух отравой. Рядом с азалиями цвел розовый олеандр, рядом с рябчиком шахматным – смертоносный паслен. Каждое растение содержалось в собственном небольшом шаре, в котором поддерживались идеальные для него условия.

После того как мы здесь очутились, мать потратила долгие месяцы на совершенствование заклинания, чтобы создать эти шары. А когда ей это удалось, она убедила бабушку попросить у Смотрителя семена, из которых пустила корни вся ее коллекция. И Смотритель позволил ей выращивать ядовитые растения, полагая, что она ищет лекарство для исцеления его ужасной раны. Теперь наша мать могла бы одарить кого угодно тысячей всевозможных смертей, и каждая из них была бы неповторимо прекрасна и ужасна. Но у нее не было достаточного количества ингредиентов, необходимых нам для того, чтобы устроить переворот.

Даже целая теплица не остановила бы армию Золоченых. Да и бабушка не позволила бы матери рискнуть и отравить самого Смотрителя. Они часто ожесточенно об этом спорили.

Я нахмурилась, коснувшись кончиками пальцев цветка жасмина, и задумалась о том, почему бы матери не выращивать имбирную траву для нашего цикла. Мне подумалось, раз Смотритель разрешил матери прорастить семена ядовитых растений, но отказал ей в просьбе об этой траве, значит, наш цикл беспокоит совет Холстетта больше, чем целая теплица растений с убийственными цветами и смертоносными листьями. Но я слишком устала, чтобы размышлять о двойственной природе этой мысли, а от аромата недавно подстриженного лаврового куста у меня тяжелели веки… так что я выбрала пять самых свежих цветков алламанды слабительной, которую мы называли золототрубником, и вышла из душной теплицы.

Золототрубник соответствовал своему названию: от тычинки посреди цветка в стороны закручивались длинные золотые лепестки. Из срезанных стеблей сочился вязкий белый латекс. Я сложила их в маленькие стеклянные баночки, аккуратно выставленные в ряд на подоконнике, чтобы собрать вытекающий латекс. Позже цветы повесят сушиться, а латекс отправят в Рудный ковен, чтобы добавить в расплавленную смесь для золочения.

После этого я вымыла руки, тщательно вычистив все из-под ногтей, и занялась более монотонной работой. Сидя на табурете за деревянным столом, изрезанным ножом, я спокойно и ритмично принялась отрывать листья с пучка сушеной периллы красной, а затем раскладывать их по банкам.

Подписывая этикетки, я наконец-то расслабилась. Вдруг за ухом что-то задребезжало. У меня чуть сердце из груди не выскочило. Я вскочила, размазав чернила по бумаге.

Мила помахала мне пучком периллы, гремящей семенами, как потревоженная змея. Она с улыбкой бросила сушеные листья на стол и сказала:

– А ты этим утром особенно прыгуча, Пен?

– Только когда ко мне подкрадываются назойливые старшие сестры.

– Ты же должна быть в библиотеке.

Она отодвинула табуретку и воссела на ней со всем величием императрицы, правящей городом из стекла.

Я присела рядом с ней, схватив заляпанную чернилами этикетку. Мила подозрительно улыбнулась.

– Где ты была прошлой ночью?

– В постели.

– Неправда.

– А ты откуда знаешь? Нас же не выпускают из комнат после комендантского часа!

Смяв в кулаке этикетку, я посмотрела на Милу. Взгляд у нее ожесточился. Мила неплохо научилась у бабушки силовым играм. Этот навык ей понадобится, когда она станет королевой ковена. Вот только я не поняла, зачем она пыталась так обращаться со мной. Это разозлило бы Эллу, но на меня она может глазеть сколько вздумается.

Она закусила губу, и ее взгляд смягчился. Было на удивление больно видеть, как она разрывалась между обязанностями наследницы ковена и тем, что была моей сестрой.

– Мне приснился кошмар.

Ее признание застало меня врасплох. Мы говорили о том, что нам снилось, только по ночам, находясь в безопасном пространстве наших спален.

– Страшный?

Свет в ее глазах померк.

– Жуткий. Никак не избавлюсь от чувства, что вот-вот произойдет нечто ужасное.

Я протянула ей веточку периллы красной и подала банку.

– Будь осторожна. Начнешь говорить, что у тебя возникают чувства, и окажешься взаперти, как Прядильщица.

Мы молча собирали листья, и воцарилась тишина – самая дружественная, благодатная тишина, какой мне уже давно не приходилось слышать. Облака проносились за окном мимо высоких башен, которые стояли на высшей точке Холстетта.

Рядом с нашей башней расположена башня Приливного ковена. Стены из белого мрамора были украшены золотыми завитками. Они поднимались вокруг башни, образуя волны и течения. Приливные ведьмы колдовали на открытой платформе наверху, откуда открывался вид на береговую линию. По приказу Смотрителя они управляли морскими приливами и отливами. Я ощутила укол зависти. Как же давно я видела море…

С другой стороны возвышалась башня Грозового ковена. Иссиня-черные стены были украшены серыми облаками и серебряным дождем. На самом верху башни грозовые ведьмы управляли погодой прямо в небесах.