Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс Страница 25

Я следовала за ней по сверкающим мраморным коридорам, которые заледенеют, когда зима войдет в полную силу. Ковены тоже замерзнут, и всем придется сгрудиться у огня, которого было недостаточно для обогрева наших великолепных комнат. Все это было насмешкой над нами.

Когда я приподняла юбки, чтобы подняться по лестнице, стражница тихо сказала:

– Спасибо.

Она была выше меня ровно настолько, что мне пришлось запрокинуть голову. Мы встретились взглядами. Я пожала плечами, не осмелившись ответить.

– Ты не сказала, – сказала она, снова пытаясь начать разговор.

– И ты тоже, – ответила я тоном, пресекающим дальнейшие расспросы, и опустила глаза. Было утро, в залах было людно, а она слишком сильно мной заинтересовалась. Мне не стоит привлекать к себе внимание.

Вдруг она отвлеклась на топот сапог со стальными носами по камню. К нам приближался патруль. Она так резко повернула голову, что у нее хрустнула шея. Глаза смотрели четко вперед, плечи выпрямились, шаг стал твердым – и тут я поняла, как сильно отличались ее повадки, когда мы шли вместе, от четких движений, принятых у военных.

Я сцепила руки на подоле перед собой. Мимо прошагали двое Золоченых. Мы обе проявили покорность, и на одну бредовую секунду мне показалось, что мы участвуем в каком-то спектакле забавы ради.

Но нет, все это абсолютно реально. Нарушение правил влечет за собой губительные последствия. Поэтому меня мучил вопрос: зачем она вообще со мной заговорила? Ради чего стоило рисковать нашими шкурами?

Мы зашли в устланное коврами крыло Смотрителя. На стражу его покоев отбирали Золоченых чудовищных размеров. На плечах их черных туник закручивались петли золотых шнуров, отполированные золотые нагрудники сияли, а на поясах висели кинжалы.

Стражница прошла вперед, чтобы о чем-то пошептаться с Золочеными. Один из них посмотрел на меня. Зрачки в серебряных радужках сузились. Золотая полумаска мерцала. Он приподнял бровь, и от этого у меня по рукам пробежали мурашки.

– Сейчас она тебя примет, – сказал стражник так, словно это я просила об аудиенции, а не была призвана сюда по прихоти Прядильщицы.

Дверь со скрипом отворилась, и меня снова втолкнули внутрь. Споткнувшись, я ощутила раздражение. Я бы и так послушно зашла, можно было просто подождать.

В темной комнате были задернуты шторы. От аромата благовоний запершило в горле; глаза защипало, они заслезились. Как она это все выносит, еще и взаперти, без солнца?

– Мне нравится темнота, – проскрипела Прядильщица из угла.

Ткацкий станок клацал и щелкал. Он ткал не переставая.

Мой вопрос прозвучал слишком громко:

– Наверное, тебе не хватает солнышка?

Прядильщица, посмеиваясь, вышла из тени и направилась к своему стулу, чтобы на него взгромоздиться. Сегодня она куда меньше похожа на скорпиона – скорее, на змею, которая свесилась с ветки и гипнотизировала добычу своим завораживающим взором.

– Какая ирония, правда? Даже несмотря на то, что ты связана со Смертью, ты стремишься к солнечному свету. А я, накрепко связанная с Жизнью, нахожу утешение в темноте.

Это прозвучало как вопрос, на который нет правильного ответа, так что я промолчала. Я неловко шарила взглядом по комнате, чтобы не смотреть ей в глаза.

На полке в нише возле камина были разложены безделушки: серебряная шкатулка с крохотной замочной скважиной, синяя, как сапфир, книжка, название которой было отпечатано золотыми буквами, и фарфоровая пастушка в сиреневом платье.

Прядильщица следила за моим взглядом. Улыбка смягчила ее черты, но пальцы продолжали свой легкий танец.

– Даже не взглянешь? – кивнула она на ткацкий станок, с которого сходил яркий гобелен. – Почему?

– Он предназначен для Смотрителя, а не для меня.

– Как хорошо ты научилась лгать. Почему, Пенни? Почему ты не смотришь? Другие продали бы душу, чтобы взглянуть хоть одним глазком.

– А ты им позволишь?

– Продать души? О, они их и так продают, но не мне. Мое дело – жизни, а не души. Так почему же?

Я покачала головой.

– Я не хочу этого видеть.

– И все же ты последовала моему совету и отправилась прямо в Смерть.

Прядильщица, с угловатыми конечностями, в черных развевающихся шелках, соскользнула со стула и преклонила колени перед переплетениями нашей жизни.

– Я этого не делала.

– Ты снова лжешь. К тебе прилипла Смерть. Ты ходила в дозор.

Прядильщица пропустила сквозь нежные пальцы ткань, которая казалась мягкой, как масло. Она перекладывала ее с руки на руку, ища что-то, а затем взяла так, чтобы я все видела.

– Ты это видела?

Она похлопала по полу рядом с собой, и я встала на колени, но по-прежнему не смотрела на узоры. Я не могла.

Ничуть не смутившись, она принялась описывать особняк с черными стенами посреди моря серого песка. Это было здание, которого не должно было там быть.

Я неохотно кивнула.

Ее вздох был легким, как поцелуй крыла бабочки.

– Ты туда вернешься.

– Я…

Я запнулась. В глубине души я сгорала от желания рассказать ей, что видела летнюю зеленую дымку деревьев над черными стенами – оазис среди унылого пейзажа Смерти. Мне хотелось рассказать ей о сердцебиении Смерти и о том, как оно пульсировало сквозь песок под моими ногами. Мне хотелось сказать ей, что слышала крик Эллы.

– Я не знаю, к кому она попала, – ответила она, хотя я и не спрашивала. – Все, что происходит за стенами, скрыто от моего взгляда.

Она встала на ноги и протянула мне руку. Я взяла ее, и ее прохладные пальцы обхватили мои. Вдруг по венам пробежал сигнал. Мы с ней оказались близко. Так близко, что за приторными благовониями я разобрала ароматы весеннего солнца и первоцветов. Ее зрачки расширились, и глаза стали как полуночное небо, усеянное серебром звезд. В этих глазах можно было утонуть и не вынырнуть на поверхность даже затем, чтобы набрать воздуха. В этом не было нужды.

Я была совершенно сбита с толку. Когда я пришла к ней в первый раз, то ожидала увидеть чудовищное создание, которое удерживала лишь сила Смотрителя. А увидела девушку, от которой у меня перехватило дыхание. Она была не менее привлекательна, чем стражница, с которой мы столкнулись в башне прошлой ночью. Прядильщица сделала медленный вдох, словно вдыхала меня саму. Интересно, почувствует ли она запах могильной земли и пепла?

– Лилии, – произнесла она. – Лилии и зимние ночи, пропитанные древесным дымом.

Она прочитала мои мысли? О, Святая Темная Мать! А вдруг она услышала мои мысли о том, как она привлекательна? Или мои подозрения о том, что она – чудовище?

– Может, перестанешь уже?

Она отшатнулась, будто я дала ей пощечину, и прошелестела обратно к стулу.

– Ты