Врач из будущего - Андрей Корнеев Страница 9

— Профессор, ваша мысль о динамической функции, безусловно, верна, — начал он, тщательно подбирая слова. — Но, возможно, стоит рассматривать эти сплетения не как самостоятельный «насос» или «буфер», а как часть более сложной гидравлической системы. Если представить спинномозговую жидкость… ликвор… как основную жидкостную среду, то венозные сплетения могут играть роль демпфера, гасящего резкие перепады давления именно за счет своей способности к легкому растяжению и сжатию. Их связь с общей венозной системой позволяет не просто накапливать кровь, а перераспределять объем, компенсируя, например, изменения давления при кашле или физической нагрузке. Это не пассивное депо, это… активный амортизатор, чья работа напрямую зависит от состояния всей сердечно-сосудистой системы.

Он не стал углубляться в детали о клапанах, о разнице давлений, о том, что при нарушении оттока через эти сплетения развивается, к примеру, внутричерепная гипертензия. Он дал лишь общую, но принципиально иную концепцию, уходя от статики к динамике.

Жданов не сводил с него глаз. Его лицо было непроницаемым.

— «Демпфер»… «Активный амортизатор»… — медленно проговорил он, будто пробуя эти незнакомые, но удивительно точные слова на вкус. — Интересная терминология. Заимствованная из механики. И не лишенная смысла. Вы предлагаете рассматривать организм не как набор органов, а как сложный инженерный механизм?

— Не механизм, профессор, — поправил Иван, чувствуя, как входит во вкус. — А как живую, саморегулирующуюся систему, где все части взаимосвязаны. И анатомия должна изучать не просто «детали», а принципы работы этой системы.

— Саморегулирующаяся система… — Жданов задумался, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь научного азарта, который Иван видел у лучших своих коллег в будущем. — Это смелая мысль, Борисов. Очень смелая. В духе идей Бернара и Кэннона о гомеостазе, но примененная к анатомии… Вы понимаете, какую бурю вы можете вызвать в академических кругах?

— Я всего лишь первокурсник, профессор, — с наигранной скромностью опустил голову Иван. — Я лишь пытаюсь думать.

— Думать — это единственное, что от нас требуется, — парировал Жданов, и его губы тронула едва заметная улыбка. — Продолжайте в том же духе. Но будьте готовы к тому, что ваши «думки» могут натолкнуться на стену непонимания. Не все готовы к тому, чтобы первокурсник мыслил категориями, до которых некоторые профессора еще не доросли.

Лекция превратилась в диспут, в центре которого оказались Жданов и Борисов. Профессор задавал направление, бросал идеи, а Иван, стараясь оставаться в рамках «логических гипотез», уточнял, направлял, предлагал иные углы зрения. Это был танец двух умов, разделенных почти столетием, но говоривших на одном языке — языке науки. Студенты слушали, раскрыв рты. Для них это было зрелищем не менее захватывающим, чем футбольный матч.

Когда кружок закончился, Иван чувствовал себя одновременно опустошенным и окрыленным. Адреналин медленно уходил, сменяясь трезвым осознанием: он снова привлек к себе слишком много внимания. Но теперь это было неизбежно. Жданов его «заметил» по-настоящему.

Ему нужно было понять, с чем он имеет дело. Что знает, а что не знает медицина 1932 года. Нужны были факты, а не обрывки воспоминаний.

Он направился в библиотеку института. Это было огромное, сумрачное помещение с высокими потолками, заставленными деревянными стеллажами до самого верха. Пахло пылью, старым клеем и бумагой. За массивным деревянным барьером сидела пожилая женщина в строгом платье и с пучком седых волос — библиотекарь, хранительница знаний.

— Мне нужно… по анатомии, физиологии, — сказал Иван, чувствуя себя немного потерянным. — Самые современные учебники и монографии. И, если можно, последние номера медицинских журналов. Советских и, если есть, немецких.

Библиотекарь, представившаяся Анастасией Петровной, смерила его суровым взглядом.

— Студент первого курса? — уточнила она, явно сомневаясь в адекватности его запроса.

— Да, но… я готовлюсь к работе в научном кружке профессора Жданова, — нашелся Иван.

Имя Жданова подействовало как волшебный ключ. Тень недоверия на лице Анастасии Петровны сменилась интересом.

— Жданов? Ну, тогда понятно. Он любит задавать сложные задания, — кивнула она и стала выдавать ему книги, тяжелые, в плотных переплетах. — «Анатомия человека» Привеса… «Физиология» Быкова… «Основы хирургической анатомии» Шевкуненко… Сборники трудов Института мозга…

Стопка росла. Иван просил всё, что могло дать ему представление о текущем уровне знаний. Он взял учебник по фармакологии, чтобы понять, какие лекарства вообще существуют, книгу по инфекционным болезням, чтобы осознать масштаб трагедии без антибиотиков. Взял даже свежий номер «Zeitschrift für die gesamte Neurologie und Psychiatrie», чтобы попытаться понять, что читают немецкие коллеги.

Анастасия Петровна, выдавая последний фолиант, смотрела на него с нескрываемым изумлением.

— Молодой человек, вы уверены, что потянете такой объем? Это же программа старших курсов и аспирантов!

— Я… попробую, — смущенно пробормотал Иван, с трудом поднимая тяжелую стопку. Он чувствовал себя студентом-первокурсником, который набрал себе литературы на целый семестр.

Возвращаясь в общежитие, он думал о пропасти, которая отделяла его время от этого. Ему предстояло не просто применять знания, а сначала заново выучить то, что здесь считалось истиной, чтобы понимать, как её оспаривать.

Его комната в общежитии, которую он делил с семью другими студентами, встретила его привычным гулом. Четверо его соседей были на месте: Леша, который что-то усердно чинил, щуплый очкарик Миша, корпевший над конспектами, и двое других — Коля и Семен, играющие в шахматы на самодельной доске.

— Ого, Лёвка, ты что, всю библиотеку с собой унес? — присвистнул Леша, увидев его с ношей.

— Надолго тебя хватит? — усмехнулся Коля, отрываясь от шахмат.

Иван с грохотом поставил книги на свой прикроватный столик.

— До сессии, наверное, — вздохнул он, чувствуя всю глубину этой шутки.

Он устроился на кровати и открыл первый том — «Анатомию человека». Текст был сухим, описательным, иллюстрации — схематичными. Он начал читать, погружаясь в мир медицины, которая еще не знала ДНК, не понимала до конца иммунитет, лишь догадывалась о роли гормонов. Это было одновременно увлекательно и мучительно. Он видел пробелы, ошибки, тупиковые ветви развития науки.

— Эй, Лёва, держи, — Леша протянул ему кусок черного хлеба, густо намазанный нутряным салом и посыпанный солью. — Не работай вхолостую.

Иван с благодарностью взял. Простая, грубая еда в его усталом состоянии показалась невероятно вкусной. Он ел, читал, иногда вставляя реплики в общий разговор. Ребята обсуждали учебу, предстоящие комсомольские собрания, делились слухами о распределении после института. Иван слушал, и этот бытовой фон, эта простая мужская компания, согревали его странным, непривычным чувством общности. В своей прошлой жизни он