Дневник времён заразы - Яцек Пекара Страница 58

красота, достойная рыцарского принца, могла обмануть многих, кто полагал, что человек, наделённый телесной прелестью, в равной мере наделён и душевными достоинствами. Увы, а может, к счастью, мир был устроен иначе, и в нём жили как уроды с золотыми сердцами, так и мерзавцы с обаянием Касси.

Я остановился и взял её за руку.

— Архидиакон Умберто Касси — не приятный человек, — твёрдо сказал я. — В Ватикане он известен своими подлостями и преступлениями — изнасилованиями и убийствами. Что бы ты ни думала, глядя на него, знай: ты ошибалась. — Я смотрел на неё, но она всё время опускала голову. — Помни, Кинга, тебе угрожает реальная опасность. Такие, как Касси, не позволяют безнаказанно себя бить. Только твоё унижение и страдания смогут смягчить рану, нанесённую его самолюбию.

— Я понимаю, — прошептала она.

Я не был уверен, действительно ли она поняла, но надеялся, что это так. От этого зависела её жизнь.

Мы были уже недалеко от обители Инквизиции, когда в боковой улочке заметили отчаянно плачущего малыша — мальчика лет четырёх, светловолосого, с миловидным лицом, в чистой, опрятной одежде. Он явно не был уличным бродяжкой, что попрошайничает по закоулкам. Мальчик пытался подойти к дверям здания, но стоящий на страже мужчина отталкивал его — не сильно, но решительно — концом палки.

— Это ещё что? — остановилась Кинга.

— Ничего, что нас касается, — быстро ответил я.

Не успел я добавить что-то ещё, как девушка быстрым шагом направилась в улочку.

— Что ты делаешь с ребёнком? — крикнула она, и её голос, только что тихий, покорный и печальный, стал резким и властным.

— Делаю, что велено, панночка, — ответил страж довольно мягко и снова слегка оттолкнул малыша палкой.

Мальчик сел на землю и разрыдался душераздирающим плачем.

— Мамочка, я хочу к мамочке!

— Где его мать? — снова спросила Кинга резким тоном.

Она подхватила подол платья, присела рядом с ребёнком и обняла его.

— Малой кашлюхой болен, вот его и выгнали из дома, — пожал плечами страж. — Чтоб других не заразил.

— Что такое?

— Говорю, как есть. Сами мне заплатили, чтоб я держал мальца подальше. Пусть идёт куда хочет. Мир велик. — Он глуповато хохотнул.

Кинга вскинула голову, и её глаза сверкнули гневом. Я был уверен, что она сейчас наговорит стражу такого, чего он точно не хотел бы слышать, и потому крепко сжал её за руку, так что она вскрикнула.

— Дорогая моя Кинга, если есть женщины, что с лёгкостью вырезают плод из своего чрева только потому, что рождение и забота о ребёнке кажутся им неудобными, то тем легче представить тех, кто просто бросает своих детей, — сказал я.

— Даже суки лучше таких женщин, — прошипела она злобно. — Они не дают в обиду своих щенков и защищают их ценой собственной жизни.

— А тут, в этом доме, позвольте доложить, не кто иной, как отец велел прогнать ребёнка, — ввернул страж подобострастным тоном.

— Что за мать, которая не ушла вместе со своим дитём? — Кинга испепелила его взглядом.

— Выла и причитала, как упырь, когда у неё малыша отняли, но муж её крепко взгрел, а потом запер в подвале, — пояснил страж и снова пожал плечами. — Так что теперь не воет…

Я повернулся к девушке.

— Видишь, Кинга, как опасно судить поспешно?

Малыш всхлипывал, прижавшись к ней, но в её объятиях явно успокоился.

— Я забираю этого ребёнка, — решительно заявила она.

Я рассмеялся, поражённый её пылом и наглостью.

— И речи быть не может, — отрезал я. — Инквизиция — не приют. Приютив тебя, я и так нарушаю правила, а уж тащить какого-то приблуду — это слишком.

— Это не приблуда, а несчастное брошенное дитя, — возразила она резким тоном.

— Пока мы с тобой говорим, в мире, наверное, брошены десятки детей. А сотни других умерли от болезней, голода или побоев. — Я пожал плечами. — Такова жизнь… Так было и так будет.

— Но мы можем изменить жизнь этого ребёнка! — воскликнула она. — Его одну-единственную судьбу. Вы, мастер Маддердин, и я. От нас теперь зависит, как сложится жизнь этого невинного мальчика. Только разрешите ему жить со мной, — в её голосе зазвучали умоляющие нотки. — И вам не придётся ни о чём беспокоиться. Я позабочусь, чтобы он не путался у вас под ногами, буду кормить его из своей порции… Я ем немного, мне хватит и для малыша.

— Ответ всё тот же: нет, — равнодушно сказал я. — Хватит заниматься глупостями, Кинга. Оставь ребёнка и пошли со мной.

— Я никуда не пойду, — отрезала она ледяным тоном. — Ни шагу не сделаю с этого места, а вы обещали настоятелю-добродетелю, что будете меня защищать. Так исполните своё обещание, оставив меня на улице?

— Если понадобится, я возьму тебя под мышку и отнесу, — холодно пригрозил я. — А дома отведаешь розог, чтобы хорошенько запомнить, что строптивость и своеволие — грех.

Она сжала кулаки.

— Не посмеете меня ударить! — крикнула она. — А если попытаетесь унести меня силой, я закричу, что вы хотите меня обесчестить!

Я рассмеялся над её наивными фантазиями, будто такой крик мог бы её спасти.

— Берегись, чтобы на твой крик не сбежались те, кого он не спасать тебя приманит, а присоединиться к насильнику, — заметил я.

Страж, внимательно слушавший наш разговор, разразился глупым хохотом. На миг мне захотелось влепить ему в ухо, но я сдержался. Тратить кулак на такую тварь было бы недостойно. Кинга вспыхнула, и я думал, что она сейчас взорвётся от гнева, но вместо этого она вдруг сложила руки в умоляющем жесте.

— Мастер Маддердин, сделайте мне эту милость, умоляю вас.

— Вставай, — только и сказал я.

— А вдруг этот малыш, когда вырастет, станет великим лекарем и спасёт тысячи жизней? — пылко спросила она.

— А может, когда вырастет, станет великим злодеем и отнимет тысячи жизней? — зло передразнил я её слова.

Она нетерпеливо дёрнулась.

— Если Богу будет угодно, он спасёт этого малыша, — сказал я, не давая ей вставить слово. — Всё, что я могу сделать, — это сообщить властям. Пусть они разбираются, это их дело.

— А может, это Бог поставил нас на пути этого ребёнка? Может, это Бог хочет, чтобы мы его приютили? — спросила она, и её глаза пылали гневом.

— Нехорошо прикрываться волей Бога, когда мы лишь хотим потакать своим желаниям или прихотям, — холодно ответил я.

Она опустилась на колени прямо на дороге, всё ещё рядом с мальчиком, чтобы он мог к ней прижаться, и сложила руки в молитвенном жесте.

— Умоляю вас, не заставляйте меня бросить этого малыша. Я никогда не прощу себе его беды. Плач этого дитяти будет мне сниться по