Крестовый поход - Дмитрий Шереметьев Страница 35

их «копья» в сторону были парированы благодаря тому, что держали их двумя руками крепко и надёжно. Даже Александр, как самый неопытный сумел синхронно сделать шаг назад и удержать свой шест, когда по нему ударил меч, а затем ткнуть в грудь пытавшегося отодвинуть его копьё уже щитом рыцаря, который при этом открылся. Ещё через несколько секунд некоторым рыцарям всё же удалось продавить и разорвать строй копейщиков своими телами, облачёнными в кольчугу и толстые поддоспешники, а там и переведя учебный бой в быстро проигранные копейщиками одиночные схватки, но было понятно, что будь в руках копейщиков настоящее оружие, то рыцари сокрушительно проиграли бы схватку в первые мгновения, будучи пронзённые сильными ударами не смотря даже и на защиту. Хотя поражение и не было признано сразу, начался даже спор, но Элезар, которого пусть и не мгновенно, но свалил на землю Бодуэн, огромный, рыжий рыцарь из Фландрии, пошутил про то, что можно медведя остановить копьём, но не такую тушу. И когда Бодуэн громко расхохотался обстановка разрядилась. Начались шутки и подначки, а потом атаки несколько раз повторили. Примерно с тем же результатом. Когда же решили организовать атаку копейщиков на строй рыцарей, то из этого и вовсе ничего не вышло. Когда копейщики приблизились, то брешей в стене больших каплевидных щитов обнаружить не удалось, а рыцари смогли, синхронно двигаясь вперёд отбить попытки атак, и разбить не сумевших удержать строй копейщиков. Получалось и тем и другим удобнее было защищаться, а не атаковать.

В Реймсе они пробыли ещё больше недели. Александр потихоньку примирялся с мыслью о совместном путешествии с Петром и привыкал к совместным боевым тренировкам. Правда, и о молитве он не забывал, чем вызывал всеобщее уважение и, казалось, вернул близкое расположение Элезара, за которого переживал.

Пётр их к себе на обед более не приглашал, а пропадал на каких-то переговорах в сопровождении двух всегда одинаковых и наиболее доверенных монахов-рыцарей. Или проводил проповеди после служб, собиралось послушать которые становилось лишь больше и больше желающих. Как круги расходятся по воде, так и слухи о проповеднике расходились вокруг Реймса по окрестным селениям.

Лишь в начале июня они выдвинулись в Париж. Сборы прошли как-то буднично, но их уже фактически караван стал похож на купеческий. Несколько повозок, очень много лошадей. Однако и куча вооружённых людей при них. Не все в сопровождении Петра были войнами. Много было и простых крестьян, монахов, нищих. Пётр не гнал никого, но, похоже, какие-то указания на этот счёт получили сопровождавшие его рыцари. По крайней мере, так подумал Александр, когда те на первой же стоянке стали чуть не пинками прогонять простой люд. Возмущённые люди было стали взывать к своему кумиру, но тот молился в роще на удалении и не слышал их. Или делал вид, что не слышал, как опять же подумалось Александру, которому безобразная сцена была неприятна, но он посчитал себя не вправе вмешаться.

Дорога из Реймса до Парижа обычно занимала у путников несколько дней, но для их каравана она растянулась почти на две недели. Они останавливались в любом более или менее крупном поселении. Петра даже принял в своём замке граф Вермандуа.

Мощное укрепление со рвом, высоким валом и деревянными стенами, из которых выделялись бочкообразные каменные башни — замок в Шато-Тьерри, принадлежал графу с именем Гуго и титулом графа Вермандуа, герцога де Валуа. Гуго был младшим братом короля Франции Филиппа. Александру было очень интересно посмотреть на младшего сына предыдущего короля Франции Генриха и русской княжны Анны Ярославны, дочери самого Ярослава Мудрого. Но графа Гуго удалось увидеть лишь издалека, так как сопровождение Петра никто никуда не приглашал. Граф резко выделялся из своего окружения тем, что носил лишь усы, и был чисто выбрит. Усы были огромные, чем-то похожие на таковые у запорожских казаков. Мужчина был высок и явно силён. Однако он благочестиво поклонился Петру, хоть и не стал ни вставать на колени, ни целовать ему руку, как делали многие почитатели монаха. А затем они зашли в замок, и более ничего Александр увидеть не смог, так как их не только не пустили внутрь, но даже и не соизволили покормить. Пришлось всем вставать на постой в домах жителей, так как места в маленьком гостином дворе им не хватило.

В Шато-Тьерри они провели целых три дня, а потом, похоже, Пётр хозяину замка просто наскучил. По крайней мере, Пётр пришёл к своим спутникам и дал распоряжения собираться в явно расстроенных чувствах, что не укрылось от немного позлорадствовавшего этому Александра. Потом он, правда, устыдился своих чувств и помолился за их предводителя. Элезар же, в отличие от Александра, не замечал ничего. Он просто искренне радовался возвращению Петра, которого юноша, сам себе не признаваясь, уже ассоциировал с отцом. Поэтому он с радостью исполнял все его поручения и стремился войти в ближний его круг наряду с двумя другими суровыми войнами, что вновь, после возвращения Петра из замка, заняли место теней за спиной проповедника.

Лишь 20 июня они, наконец, достигли пригородов Парижа, остановившись в местечке Бонди. Городок или скорее селение, было окружено глухими лесами и ничем не примечательно, кроме развалин старой римской усадьбы. Среди развалин этой усадьбы отправился перед сном побродить романтично настроенный Элезар, пока его друзья готовили ужин в разбитом на поляне рядом с Бонди лагере. Стоя у развалин и смотря на звёзды, он всё же услышал, как кто-то идёт за стеной, которая его прикрыла. Юноша уже было хотел окрикнуть нечаянного соседа, подумав, что, наверное, Александр ищет его, чтобы позвать перекусить, но услышал незнакомые голоса двух человек. Видимо, второй ждал подошедшего. По счастью, бродящего по ночам романтика Элезара они не услышали и не замечали.

— Ну что, они там собираются спать? — задал грубым, хриплым голосом на франкском вопрос один из двух незнакомцев.

— Да, уже жрут. Да и в пиве себе не отказывают. Спать будут как убитые. Точнее убитыми и будут — хохотнул своей довольно глупой, но показавшееся самому себе остроумной шутке второй.

— Тише ты! Не хватало, чтобы Габриэль узнал о нашей маленькой подработке. Он чётко сказал, что монаха трогать нельзя. Но мы и не будем. Только избавим от серебра — сам же довольно громко засмеялся «хриплый»— Расскажи лучше, не будет ли опасна охрана?

— Броня и оружие в повозках. Повозки стережёт один юнец, который и на воина-то непохож, больше на монаха.

«Это они об Александре» — догадался Элезар.

— Отлично. Тогда