Жар-птица - Андрей Владимирович Козырев Страница 35

— Но почему Запад так упорно клевещет именно на Сербию и плетёт заговор против неё, а не против других стран? — спросил я у Милошевича, чтобы прервать набирающую обороты демагогию и переключить его внимание на другую тему.

— Мы для Запада чужие, потому что православные. Запад поддерживает хорватов и боснийцев в борьбе против сербов, потому что они католики и мусульмане. А католики и мусульмане на Балканах всегда объединяются в своей ненависти к сербам, даже несмотря на то, что ненавидят друг друга. Запад всегда нас ненавидел и хотел уничтожить, особенно немцы, исторические враги славян. Поэтому они развалили Югославию и Советский Союз.

— Но ведь православная Греция, откуда и к вам, и к нам пришло православие, — член НАТО, — не выдержал я.

Я на самом деле был потрясён. Прагматизм Милошевича буквально испарился у меня на глазах. Одно дело — читать о религиозных войнах Средневековья в книгах по истории. Совсем другое — иметь дело с главой государства, который не только ведёт, но и оправдывает такие войны в центре современной Европы.

— Конечно, я описал это почти карикатурно, — отреагировал на мою изумлённую реакцию Милошевич. — Но так здесь считают многие. Если вы поговорите с лидерами боснийских сербов — поэтом Радованом Караджичем или генералом Ратко Младичем, — они вам скажут то же самое.

В этом он был прав — позже я услышал от них обоих то же самое.

— Противостояние в Европе по большому счёту принадлежит прошлому, — продолжил Милошевич, но тут же добавил: но оно всё ещё существует в современном мире.

Далее он переключился на американцев. По его мнению, именно они как победители в холодной войне пытаются воспользоваться временным ослаблением России, чтобы захватить контроль над Балканами. Франция и другие страны, которые были историческими союзниками славян, не в состоянии помешать им, так как слишком зависят от Америки. Маленькая Сербия — это только полигон, первая и лёгкая добыча для Запада, сказал он. Главной его целью является Россия с её богатыми минеральными ресурсами. Милошевич в этом не сомневался. И сообщил мне, что его дипломаты говорят: многие в Москве думают так же.

— Коммунисты, оппозиционная и не очень умная пресса. Такова демократия, — уточнил я.

— Не только. Есть люди в администрации вашего президента, которые тоже так думают, — возразил он.

Это мне было прекрасно известно. Неприятной новостью было лишь то, что сотрудники администрации президента пытаются проводить отличную от утверждённой президентом политическую линию за спиной МИДа России. Ельцин, хотя и говорил, что от имени России кроме него может говорить только МИД, практически ничего не делал, чтобы пресечь эти нарушения государственной дисциплины. Это создавало ощущение хаоса — и в стране, и за рубежом.

Как бы продолжая теоретизировать, я спросил Милошевича, как он объясняет то, что американцы хотят захватить ресурсы именно России? Почему именно её, а не, к примеру, арабских экспортёров гораздо лучшей нефти, политика которых к тому же уже приводила к энергетическому кризису в Америке? Эти страны не обладают ядерным оружием и представляют собой несравненно более лёгкую добычу, чем Россия. И уж, конечно, для победы над ними ослабление Сербии не может понадобиться даже самому больному воображению. Мои вопросы, конечно, повисли в воздухе. Как и мои собеседники в Москве, Милошевич не смог на них ответить. Я перевёл разговор на вопросы культуры и только после этого вернулся к срочным политическим событиям.

— На нас оказывают давление наши европейские партнёры, они недовольны тем, что мы заблокировали резолюцию Совета Безопасности ООН о санкциях против Сербии за военные действия, в том числе за артобстрел городов.

Он был в курсе и поблагодарил меня. Я продолжил:

— Один из таких городов — Дубровник, входящий в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Не вижу никаких военных соображений, оправдывающих такие варварские действия.

Как оказалось, у Милошевича были оправдания любым преступлениям против хорватов или боснийцев. Он объяснил: сербы считают несправедливым, что хорваты вышли из состава Югославии, «прихватив» с собой почти всё адриатическое побережье, включая Дубровник. Впрочем, он, Милошевич, против обстрелов городов. Но сербы, воюющие в Хорватии, ему якобы не подчиняются.

— Это нужно остановить любой ценой, — сказал я ему.

Он пообещал что-нибудь сделать. В тот момент мне показалось, что он был искренен.

Мы продолжили обмен мнениями относительно Сараева. Этот город, в отличие от Дубровника, имел для Сербии важное стратегическое значение как столица Боснии. И опять Милошевич утверждал, что он не контролирует военных. И ещё раз пообещал, что постарается остановить их.

Я ему ясно дал понять, что, если обстрелы этих городов не прекратятся в течение нескольких дней, Россия не сможет более блокировать санкции ООН. Наша просербская позиция будет означать, что Россия принимает на себя долю вины и ответственности за неслыханное в современной Европе варварство. Мы попросим ООН подождать ещё около недели, чтобы дать Белграду время исправить положение, но после этого санкции будут неизбежны.

После Сербии я отправился в Хорватию. Последним этапом моего югославского турне была Босния. Чтобы добраться до Сараева, мне пришлось лететь обратно в Белград, а там пересесть на самолёт ООН. Захватившие город сербы не разрешали полёты никаким другим воздушным судам. Вернувшись в Белград, я ещё раз посетил Милошевича и поблагодарил его за прекращение обстрелов Дубровника. Однако обстрелы Сараева продолжались. Он опять сказал, что не контролирует бойцов в Боснии. Он категорически настаивал, чтобы я отменил свой визит в Сараево, так как он не может гарантировать мою безопасность. Но я от своего решения не отказался.

После часового перелёта мы приземлились в Сараеве под звуки взрывов. Миротворцы ООН советовали нам лететь обратно, потому что сербская артиллерия возобновила обстрел, несмотря на своё обещание не делать этого на время моего визита. Я сказал, что к таким трюкам уже привык, и настоял на продолжении поездки по плану.

Сараево был похож на город-призрак: никакого транспорта, пустынные улицы, разрушенные здания. Президент Боснии Алия Изетбегович принял нас в сильно повреждённой снарядами мэрии. Он был напряжён, подозрителен и беспокоен. Сказал, что не питает враждебных чувств к России и просит только о более сбалансированном подходе. Он, очевидно, был благодарен за визит, потому что мало кто из высоких гостей отваживался посещать зону боевых действий.

На обратном пути я встретил сербских офицеров в форме югославской народной армии и получил от них утвердительный ответ,