Забудь меня. Китайская версия «Списка Шиндлера» - Сю Фэнг Страница 46

Она словно вступила вместе с ним в темное подземелье со страшными чудовищами, ураганами, водоворотами и штормами, волны которых грозили потопить любое судно. Визиты в тюрьму пролетали в мгновение ока. Каждый раз Цянь Сюлин казалось, что он только начал рассказывать свою историю, когда их время истекало.

В результате этих недосказанностей набросок статьи для газеты получился таким, что его сложно было опубликовать. Постоянные поездки туда-сюда утомляли Сюлин. Однако внутри у нее звучал голос, шедший как будто даже не из сердца, а откуда-то с небес, который настаивал на том, чтобы она продолжала бороться за Фалькенхаузена. Голос был честный, убедительный, громкий и неутомимый в своей настойчивости. Каждое слово и предложение гремели, словно барабаны, отдаваясь у нее в голове. Она боялась, что не сможет сдерживать этот голос. Сюлин спешила домой и запиралась в кабинете. Она стала рупором этого голоса, считая, что он выражает высшую, небесную справедливость. Она не верила в Бога, но в тот момент была уверена, что во вселенной существует такая справедливость, и что она может побороть любое зло.

Сюлин не помнила, сколько дней она писала, но черновик статьи занял целую стопку страниц. О себе она на это время забыла совсем. После тщательного редактирования она сократила статью до 3000 китайских иероглифов. Издатель газеты, мистер Стафф, напомнил ей, что статья не должна быть слишком длинной. Свои слова он проиллюстрировал примером: «Если вы пишете про одежду, не надо начинать с посадки хлопка».

Статья должна была выйти в газете под заголовком «Герой антивоенного движения – генерал Фалькенхаузен спасает заложников».

Она была решительно настроена бороться за Фалькензаузена. Статью она передала в газету и стала прикидывать, что самое страшное может случиться с ней – вдруг и она окажется в тюрьме или будет отвержена обществом? Люди ополчатся против нее, будут высмеивать, даже оскорблять. Однако она была к этому готова.

Они с Грегори поговорили начистоту. Она спросила его: «Что самое плохое может со мной произойти, если я защищаю Фалькенхаузена?»

Грегори ответил риторическим вопросом: «Значит, вот что ты решила? И не оставляешь себе путей для отступления? Или сомнения все-таки есть?»

Цянь Сюлин тут же возразила: «Нет, назад я не поверну».

Грегори взял ее за руку.

– В самом худшем случае вернемся в Эрбемон и откроем клинику.

Его добродушные серо-карие глаза светились ласковым светом. Под их взглядом Цянь Сюлин ощутила в себе прилив новых сил.

Наконец газета опубликовала ее статью. Правда, Сюлин была недовольна, что несколько важных подробностей и деталей – например, связь Фалькенхаузена с антигитлеровской организацией – оттуда вычеркнули.

Она позвонила издателю, мистеру Стаффу, чтобы выразить свое разочарование. Он закончил Лёвенский университет в один год с ней и был выпускником факультета массовой информации. Они познакомились там на вечеринке.

Мистер Стафф оскорбился – он и так сделал все, что было в его силах. Если бы не его вмешательство, статью сократили бы еще сильнее, а то и вообще не пропустили бы в печать.

За этими словами он скрывал простой факт: главный редактор газеты был несогласен с позицией автора статьи. Их газета, стараясь быть объективной и нейтральной, публиковала разные мнения, но поскольку речь шла о враге № 1, руководство не могло не принимать в расчет убеждения своей аудитории.

Позднее он рассказывал, что после выхода статьи на редакцию обрушился шквал отзывов. Некоторые были раздраженными, некоторые – холодно-сатирическими. Некоторые читатели даже требовал встречи с мадам Цянь, собираясь преподать ей урок.

Все это не стало для нее неожиданностью. Цянь Сюлин говорила: «Ничего… я не боюсь тех, кто не согласен со мной. Скорее, меня пугало, что статья вообще останется незамеченной».

Грегори вернулся домой с работы и весь вечер молчал. Обычно он вел себя совсем не так. Цянь Сюлин сразу поняла, что с ним что-то произошло. Грегори ничего не умел скрывать: его мысли были написаны у него на лице. Она догадалась, что молчание мужа связано со статьей, которую она опубликовала. Однако Сюлин продолжала держаться как ни в чем не бывало. У Грегори была отличительная черта – если он хотел поговорить, то не мог удержаться, но если не хотел, из него и слова было не вытянуть.

Тем не менее вечером, уже в постели, когда Цянь Сюлин потянулась погасить свет, Грегори понял, что дальше сдерживаться не может. Он сжал руку своей азиатской красавицы: «Лин, давай вернемся назад в Эрбемон!»

Она прижалась к его широкой груди и мягко ответила: «Дорогой, ты считаешь, что давление на нас стало слишком велико?»

Грегори отреагировал не сразу. Но потом сказал, что просто тоскует по их прежней жизни в Эрбемоне.

Цянь Сюлин впоследствии узнала о ситуации с начальником госпиталя, где Грегори работал, – человеком по имени Коэн Неллис, торакальным хирургом. Грегори его обожал. Во Вторую мировую войну четверо членов его семьи погибли одновременно при налете немецкой авиации. Когда он узнал, что ту статью написала жена Грегори, то, неожиданно для самого себя, вызвал того на разговор. Коэн много работал и сильно уставал, потому дал волю своим чувствам и наговорил немало неприятных вещей. С начала до конца Грегори молчал, отчего Коэну стало неловко. Наконец Грегори ушел, бросив на прощание:

– Уважаемый господин начальник, и что я теперь должен сделать? Пригласить жену, чтобы вы обсудили это с ней? Должен вам сказать, я не уверен, что вы выйдете победителем.

Он церемонно поклонился – что делал крайне редко – и вышел из кабинета. Вернувшись к себе, он схватил бумагу и ручку и написал заявление об увольнении. Оно тут же легло на стол начальнику госпиталя.

Секретарь начальника, рыжий юноша с веснушками, сильно нервничая, прибежал к Грегори и сообщил от лица Неллиса, что их конфронтация ограничивается лишь затронутой темой и никак не затрагивает выдающейся работы Грегори и его достойнейшего поведения. Коэн Неллис был полностью удовлетворен его работой и подписывать заявление об увольнении не собирался.

То был один из редких моментов, когда осторожный и сдержанный доктор Грегори показал норов. Собственно, при его характере это могло считаться настоящим бунтом. С точки зрения Цянь Сюлин Брюссель являлся их линией фронта. Она не могла уехать. Могла лишь по достоинству оценить поступок мужа. Она сказала ему также, что не стоит слишком раздражать своих противников.

В действительности начальник госпиталя не так уж расходился с ними во мнениях. Просто все вокруг яростно ненавидели Фалькенхаузена. В Китае есть старая поговорка: «Если прыгаешь в Желтую