Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин Страница 44

грех, я любил танцевать. Когда мы жили в Подлипках, старшая моя сестра, она на три года старше меня, рвалась на танцы, а отец ее не пускал. Ей тогда было семнадцать, и вот он говорит: «Хорошо, иди, но с Костей». А мне пятнадцать лет. Я говорю: «А что я там буду делать?». Ну тут они начали меня уговаривать, и девки эти, подружки ее: «Идем, мороженое, „тары-бары“». Я пришел и сижу, как дурак там, они танцуют, веселятся, а тогда в Подлипках существовал так называемый ДИТР, дом инженерно-технического работника. Такой клуб для инженеров. Замечательная была компания, там я познакомился с Нинкой Котенковой. Она была потом замужем за Королевым, между прочим. Прекрасная спортсменка, такая стройная девчонка, очень симпатичная. И вот сижу как дурак, а они танцуют, я начал бунтовать, тогда сестра говорит какой-то: «Потанцуйте с ним хотя бы». Я, конечно, не умел танцевать, научили, так понравилось. Когда я пришел в училище, там такая скукотища, а у нас был такой парень Леха Макаров, трубач. Он видит, что в училище скучно, сам договорился с каким-то музыкантом из Мариинки организовать джаз. Организовали джаз в училище и ничего, подумаешь. У нас также был один курсантик-одессит Игорь Ро. И он случайно был очень хорошо знаком с дочкой Утесова, Эдип. Приволок ее к нам, мы играли с ней, она пела.

Леха Макаров на меня кинулся: «Иди в джаз». Я говорю: «Леха, я ничего не умею, я и нот не знаю ваших, эти запятые, я слухач». А мама моя очень хорошо пела, одно время даже готовилась стать певицей, поэтому все эти арии я уже знал, музыку любил очень сильно. И он, бродяга, заметил, что я люблю музыку: «Идем, нам нужен ударник, тебе не надо никаких нот, будешь балабить, подумаешь две палки и шуруй». Я говорю: «Так стыдобища, слушай, ты что?» — «Ну чего ты мне говоришь, что я не видел, что ли, давай». И нашелся один парень, из оркестра училища, он этого Серегу за жабры: «Научи его». Тот говорит: «На сухую не могу». «Черт с тобой, вот я оставлю». — «Вот это другой разговор!» И он меня немножко приспособил, ну там какая-то техника, в общем, я управлялся с этим делом. Мы ходим, готовимся к параду, музыканты стоят и играют, как Серега меня увидит, так начинает брэки бить, брэки бьет джазовые, все смеются — друга увидел. Вот таким образом училище и прошло.

Перед этим финскую войну Вы еще были в училище?

В финскую войну нас не трогали.

А что-нибудь запомнилось, изменилось там, тревоги были?

Нет, в 1939 году после того, как мы были на практике на Черном море, на тральцах, это в августе, а там как раз был командиром дивизиона тральщиков Фадеев, капитан 2-го ранга. Он потом командовал морским полком в День победы. В этом же году, после Севастополя, я приехал, а папа жил в старом Крыму с новой женой. А тут объявили войну Финляндии, и я сразу уехал в Ленинград, но нас не трогали, мы ничего не делали в тридцать девятом году. Шум был, но мы ничего не знали и не слышали. Потом сказали, что война была трудной по двум соображениям: во-первых, тактики такой не было разработано против финнов и, во-вторых, форма одежды была неудачная, заморозили много народу. Самое главное, что вовремя закончили войну, потому что англичане и французы собирались им помогать. Могла быть такая стычка, но наши скрутили их в бараний рог. Как только началась война, нас успели вывезти из Ленинграда в Правдинск, это под Горьким есть городишка Балахна.

В каком году Вас выпустили?

Получилось так, что началась война, а мы только-только окончили четвертый курс.

Как Вы узнали о начале войны с Германией?

Объявили об этом, когда мы готовились ехать, в какую-то командировку нас хотели отправить. Потом вдруг хлоп — для нас совершенно внезапно объявили о начале войны.

Разговоров о войне было сколько хотите. Если начальство в Москве дергалось и не знало, что, когда, то нам откуда знать. Когда под Москвой была авральная ситуация, нас выпустили лейтенантами где-то 20 октября, и тут началось небольшое путешествие. Когда мы уходили из училища, шли строем на вокзал, шли по Невскому и песни ревели, а бабы все плакали: «Касатики, дескать, вас на фронт гонят!» А мы в тыл уезжаем под Горький. Там был такой эпизод. Мы шли в село Сормово с одним малым, лейтенантом Генкой Тимофеевым, декабрь, часа четыре дня, тишина, впереди какой-то мужик идет. Вдруг раздается выстрел. Мужик падает, мы к нему. В чем дело? Что? Как? Оглядываемся, никого. Генка мне говорит: «Останавливай автобус, вон идет. Сейчас мы его на автобус и повезем в больницу». Спрашиваем: «Ты кто, мужик?». Оказывается, он конструктор подводных лодок, так что в него пуля попала совсем не случайно, и откуда, кто, куда, чего? Потом были разные переплеты.

К. М. Сергеев в молодости в отпуске.

Одним словом, 31 декабря 1941 года я попал в Баку. Там тогда стояло примерно шесть-восемь лодок, которые строили в Горьком, и их спускали по Волге на Каспий в Баку. Там лодки дорабатывались, обучался личный состав, а потом их обратно тянули по Волге на Северный флот. Вот так я попал на С-15, потом я на ней снова служил.

То есть Вас назначили командиром?

Я был дублером второго механика. Примерно в мае Ростов обратно забрали, мы проехали через него, и я снова попал в Горький. Отрядом командовал Герой Советского Союза Коняев, там я пробыл недолго, и меня отправили в Сталинград. Немцы с воздуха очень удачно ставили мины на судовой фарватер. Удачно в том смысле, что действенно. Первым, кто подорвался на мине, стал контр-адмирал Хорошкин, командир бригады. Туда же приезжал потом будущий президент Академии наук Анатолий Петрович Александров, он размагничивал боевые корабли. Наши так называемые тральщики были деревянными трамвайчиками, которые сталинградскую публику перевозили с того берега, где стоял город, на левый берег, где находились сады и огороды. Эти трамвайчики мотались туда-сюда, были они из соснового бруса «пятидесятки». На крыше рубки размещался пулемет. Стрелял почему-то только патронами с железными гильзами, медные не потреблял, черт его знает, немецкий, что ли. И вот с этим «самым мощным вооружением» нас и применяли. Наши плавсредства сделали тридцать четыре тысячи рейсов. Волга самая широкая в этом месте, опасная. Почему? Правый берег у всех таких