Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин Страница 43

Где Вы к этому моменту жили?

В Севастополе, Круглая бухта. Потом отца перевели в Ленинград. Помню, было страшное наводнение. Отец пришел и сказал, что Невский покрыт деревянными шашками, которыми мостили улицы. В Ленинграде мы жили в Эртелевом переулке. Потом отца перевели в Москву, он носил тогда два ромба, генеральское звание. Некоторое время мы жили в Подлипках. Этот город потом стал называться Калининградом, потом снова стал Подлипками, а сейчас Королев. И там находился замечательный восьмой орудийный завод, директором которого был Мирзаханов И. А.

Отец там работал, будучи по образованию артиллеристом, летчик — второе его образование. На заводе было небольшое КБ, в котором работал Курчевский, проектировавший безоткатные орудия. Техническая суть очень простая: из дула вылетает снаряд, а отсюда дополнительный заряд, который ликвидирует откат. Для артиллерии, может, это не так важно, а для самолетов, для авиации это было исключительно необходимо, потому что тогда появилась возможность ставить на них пушки. Ну все бы шло хорошо, если бы этого Курчевского не арестовали и не расстреляли со всеми вытекающими отсюда последствиями. Часто приходилось ездить в Переславль-Залесский, поскольку те самые орудия, которые они делали, ставили на самолеты. Там стояла авиационная часть, которой командовал замечательный летчик-испытатель, подполковник Томас Павлович Сузи, трижды или четырежды Герой Советского Союза. И вот на этих самолетах испытывали пушечки. Над Плещеевым озером вылетал дирижабль В1, самолеты заходят и стреляют по тени дирижабля на озере. Все шло хорошо, пока не пришлось переехать обратно в Москву, в связи с арестом Курчевского.

Я доучивался в Москве, и в 1937 году переехал в Ленинград, где поступил в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского. На дизельный факультет, а это подводники. Так я и вступил на эту стезю, с которой так до сих пор и не слезал, как говорится.

Вы знали о репрессиях?

Конечно, знал. Но, то ли я был молодой, то ли это тогда не очень-то сильно муссировалось, и мы не боялись. Между нами говоря, сейчас такого страху напускают, как будто все ходили и ждали, откуда топор прилетит. Не было этого.

Ваш отец переживал по этому поводу?

Конечно. Почему отцу было не по себе? Я выдам Вам одну семейную тайну — дело в том, что мой дед был протоиереем, настоятелем собора в городе Вятке, это теперешний Киров. Это первое. Во-вторых, отец был офицером Царского флота, и, в-третьих, он работал под командованием этого самого товарища Курчевского, которого все-таки расстреляли. Тут у каждого нормального человека душа будет не на месте, но получилось так, что с 1929 года, когда отец с матерью разошлись, отец уехал из Ленинграда и поступил в Севморпуть — ГУСМП — Главное Управление Северного Морского Пути. Там он работал на шхуне Белуха. Эта шхуна разведывала возможные варианты устройства аэродромов на северной окраине нашего государства. Между прочим, он открыл там остров Сергеева, который есть на карте. Правда, потом его переименовали, назвав островом Пологий-Сергеева. И вот в 1937 году отец мне говорит: «Ну что? Оно, конечно, можно было бы тебе поступить в какой-то университет», — учился я неплохо, у меня была неплохая память, науки мне давались. — «Слушай, война-то, вон она. Давай сразу в училище, а там будет видно что к чему».

Я пришел в училище Дзержинского, все экзамены сдал на отлично, а вот последним экзаменом было рисование. Я понимал, что не умею рисовать, и поэтому его и не любил. Преподаватель идет: «А чего вы не рисуете?». — «Да я не умею». — «Как не умею?! Да вы что?! Тут такой пустяк, да нарисуй хоть что-нибудь». Я думаю: «Ладно, не сдам — через Неву университет, пойду и сдам там, в конце концов, чего мне тут голову морочат». Так и сдал листок, а тогда была так называемая «лжекомиссия» по приемке окончательной. Пришел я на эту комиссию, народу миллион. Боже мой! Десять потоков! С ума сойти! Всех провернуть через экзамены невозможно, каждый поток человек сто, не меньше. Отовсюду народ рвался. Ну и эта комиссия смотрит: «Сергеев, где Сергеев? Так что ж Вы?! Что будем делать? Ладно, надо будет нарисовать, нарисуешь, смотря как припрет, понимаешь. Зачисляем». С этого началась моя служба.

А мандатную спокойно прошли, Ваш отец все-таки не рабоче-крестьянского происхождения?

Знать ничего не знал. Вы понимаете, может, кто-то что-то и копал, тогда это серьезно было поставлено, но ни одного вопроса мне не задали. Вопросы были позже. В 1938 году мать вышла замуж за полковника морской авиации. Я его очень хорошо знал, так как раньше полковник был женат на моей родной тетке. И они с отцом знали друг друга очень хорошо, потому что в 1926 году участвовали в перелете из Севастополя в Карелию, а тогда Карелия была отдельным государством. Там им подарили замечательные финские ножи, у отца этот нож сохранился до сих пор. Когда тетка Лиза умерла, осталась дочка, они и поженились, вот такая вещь бывает. И вот получилось — у меня сестра младшая, сестра старшая, и вот эта сводная сестра третья. Все жили на Гаваньской улице, дом 8, квартира 32. В 1938 году этого полковника арестовали, я был в отпуске. Приезжаю из Москвы, а мама мне говорит: «Иди докладывай». Я взял ноги в руки и пошел докладывать. На меня смотрят и говорят: «А ты его давно знаешь?». — «Ну как давно, недавно знаю, конечно». — «А как его фамилия?». — «Вот такая». — «А твоя?». — «Такая». Фамилии разные. Он там что-то крутил, крутил. Хороший мужик мне попался, он временно замещал полкового комиссара училища Демидова, дряни, каких мало. А этот говорит: «Разные фамилии?». — «Разные». — «Вот что, парень, иди в роту». Я говорю: — «Может, еще кому-то доложить?». — «Ты мне доложил?». — «Доложил». — «Так чего ты хочешь еще кому-то? Кому ты будешь докладывать?! Я комиссар! Иди и все». И я ушел.

А полковник вернулся через год. Вот вы говорили о репрессиях: батька мне рассказывал, что, когда он преподавал в академии Жуковского, его там арестовали. Выпустили, ну дали по шапке там, значит, спрашивают: «Арсений Михайлович, как Вы теперь к советской власти относитесь?» — «Даже такая мощная организация, как НКВД, из меня врага советской власти не сделает!»

Как шла учеба?

Шла учеба нормально. У меня был один