Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин Страница 36

А дело в том, что на Ханко выходила газета «Боевая Вахта». Когда началась война, ее переименовали в «Красный Гангут». И однажды, читая «Красный Гангут», я прочитал объявление: просим присылать стихи, рассказы и фельетоны, если они у кого-то имеются. Я подумал: «Дай-ка я что-нибудь напишу». И попробовал себя во всех жанрах. Я написал рассказ и фельетон, в котором разделывался с Гитлером. Кроме того, я написал заметку о том, как наш батальон работает по укреплению базы. Все это я отправил в газету.

С тех пор прошли дни, недели, и я стал об этом уже забывать, как вдруг меня с работ сняли. Мы, кажется, тогда ремонтировали дорогу — засыпали воронки. И вдруг прибегает рассыльный и говорит: «Давай быстрее иди. Тебя комиссар вызывает!». Тогда я побежал в землянку, в которой находился комиссар, заместитель командира батальона по политической части. Там у него во флотской форме сидел невысокого роста и сравнительно молодой офицер, который, увидев меня, спросил: «Ты — Войскунский?» Я ответил: «Да!» «Я — редактор газеты батальонный комиссар Эйдельштейн!» — преставился он мне. «Очень приятно!» — сказал я ему. «Ты где учился?» — спросил он меня. Я ему все рассказал. Затем он поинтересовался у меня, почему я вдруг стал писать фельетоны. Расспросив меня буквально обо всем, он надавал мне всяких заданий, в том числе и такое — написать передовую статью о том, что происходит на полуострове Ханко. А тем временем на полуострове начались очень серьезные бои. Этот Эйдель-штейн договорился с комиссаром нашего батальона о том, чтобы мне давали возможность писать для газеты статьи. Это продолжалось весь август и часть сентября 1941 года.

О чем Вы писали статьи?

Я, например, по заданию редакции писал статьи о действиях десантного отряда. Дело заключалось вот в чем. В ту пору обороне полуострова Ханко очень сильно досаждали финские гарнизоны, которые находились на островах вокруг полуострова, особенно в северо-западной части, в так называемом шхерном районе. Этот район оказался особенно густым. Оттуда, с этих самых островов, на наши батареи сыпались мины. Поэтому Кабанов принял решение создать десантный отряд и его силами отобрать у финнов этот Архипелаг. Но Архипелаг — это всего лишь условное название. Это, как я уже сказал, был такой шхерный район. Так вот, этот десантный отряд возглавил командир одной из наших батарей капитан Гранин, человек, который участвовал в Зимней Финской войне, имевший к тому времени уже орден Красного Знамени. И вот он возглавил этот десантный отряд. Это произошло во второй половине июля или в августе 1941 года. Когда начались операции десантников, мне и поручили написать статью о том, как мы отбирали у финнов острова. Я отнесся к этому заданию со всем старанием. И у меня вышел действительно очень хороший материал о том, как выполняется задание Кабанова.

А уже в конце сентября или начале октября меня забрали в штат редакции газеты «Красный Гангут». Рассказывая о работе в редакции, мне придется сделать некоторое отступление. Весь наш гарнизон, укрываясь от артиллерийского огня, зарывался под землю. В то время у нас постоянно, можно сказать, ежедневно шла артиллерийская дуэль между нами и финнами. Как правило, огонь открывали финны. Наши орудия били по ним в ответ. В бой вступали тяжелые орудия на транспортерах. Под ними гудели рельсы на железной дороге, которую строил наш батальон. Там же располагалась батарея Митрофана Шмелева. Между прочим, это была очень интересная такая подвижная батарея на колесах. Кабанов поставил перед ней задачу: как только начинается обстрел, немедленно отвечать. В то время на Ханко располагался хлебозавод с очень высокой трубой. В эту трубу по скобам, которые находились внутри нее и шли до самого верха, забирался корректировщик огня. Им был довольно известный на Ханко человек, старшина Беляков. Забравшись, как правило, на вершину этой высокой трубы, он тащил за собой телефон на проводе и держал, конечно, в руках бинокль. Видя, откуда начинается огонь, он начинал корректировать наш огонь: дальше, больше, меньше. Короче говоря, всю корректировочную работу выполнял он. Когда он спускался обратно вниз, узнать его было невозможно. Так как труба была плотно покрыта сажей, то и он возвращался весь в саже. Его отмывали, он шел отдыхать, а затем снова поднимался по трубе делать корректировку огня. Так что артиллерийские дуэли происходили у нас постоянно.

Когда я пришел в редакцию, то там, как оказалось, уже напечатали мой рассказ. О нем, конечно, даже смешно сейчас говорить. Он был явно ученическим. Там раненый боец бормочет в бреду строчки из Багрицкого, который был моим любимым поэтом. Мы, я имею в виду себя и нескольких моих школьных друзей, вообще очень увлекались поэзией. Нашими любимыми поэтами являлись Владимир Маяковский, Михаил Светлов, Михаил Голодный и другие.

Редакция помещалась в подвальном помещении почти единственного каменного дома в городке Ханко. Впрочем, это было не единственное каменное здание в городке. В нем располагался еще каменный дом бывшей мэрии, в которой размещалась часть штаба флота. Кроме того, имелось большое здание, в котором находились все учреждения. Вот и все каменные строения, находившиеся в городке. Хотя была еще кирха, оставшаяся еще с войны.

Так вот, в этом высоком каменном доме, который примыкал к порту, к гавани, в подвале помещалась редакция нашей газеты. Раньше бывшие помещения подвала служили каталажкой у финнов для несознательных, так сказать, граждан. Когда я пришел и спустился подвал, в котором размещалась редакция газеты, ко мне навстречу в коридорчике вышел высокий голубоглазый парень с такими соломенными волосами. «Ты — Войскунский?» — спросил он меня. Я ответил: «Да!». Тогда он простер вперед руку и сказал:

Он мертвым пал. Моей рукой

Водила дикая отвага.

В ответ я прокричал следующие строчки из стихотворения Багрицкого:

Ты не заштопаешь иглой

Прореху, сделанную шпагой.

Так мы прочитали все стихотворение Багрицкого «Баллада о Виттингтоне» до конца, и со смехом пожали друг другу руку. Так началась моя дружба с Михаилом Дудиным, впоследствии, как вы знаете, известным поэтом, который тогда, можно сказать, только еще начинал свою поэтическую работу. Он дружил со многими поэтами. А в Ленинграде в послевоенные годы он стал одним из очень крупных и заметных поэтов. А мы с Мишей Дудиным подружились,