Прорыв Линии Маннергейма - Артем Владимирович Драбкин Страница 33

ним. Попадали они, конечно, не от того, что мы по ним попали, а чтобы следующие пули не попали в них. Теперь они так и поползут до другого берега, в белых маскхалатах их не различишь на снегу. А заметили мы их только потому, что они сняли капюшоны с головы, мы их и увидели. Шушугин сказал, что ему было бы приятнее, если бы мы промахнулись – попугали и ладно. И еще: если бы мы у финнов в 1940 году не отняли Карельский перешеек, то они против нас не пошли бы воевать.

Когда мы стояли на отдыхе, то попросили рассказать, кто где раньше участвовал в боях, что было интересного. Вот что рассказал Шушугин: «Пригнали нас на Мясной Бор и сразу объявили, что будем наступать в таком-то направлении, как только начнет светать. Накопились и побежали по лесу. Я от страха все глаза закрывал, все думал: вот сейчас убьют, вот сейчас убьют. Падал, вставал, опять бежал. Потом увидел, что никого вокруг нет. Залег в воронку. Вечером услышал, что со стороны немцев двигается большая группа солдат, стал стрелять по ним из винтовки – все равно пропадать. Они рассыпались в цепь. Тут с нашей стороны закричали «Ура!». Немцы побежали – так, в общем, я их ни разу толком и не видел. Ротный увидел меня, сказал, что записали в без вести пропавшие, а теперь представляют к награде на медаль «За отвагу». «Если бы не ты, немцы опять бы нас разбили. А теперь будем закрепляться на той стороне болота». Атам меня как раз и ранили. А медаль, наверное, и оформить не успели, да я за нее и не переживаю.

К этому времени все солдатики научились метко стрелять, вообще стали закаленными воинами. Стали готовить бумаги на снятие судимостей, ведь большинство из них было из того пополнения – досрочно освобожденных с отправкой на фронт. Было что писать: каждый активно участвовал каждый день в боевых действиях: то лазили на нейтральную полосу с винтовкой и биноклем, затемно отрывали и маскировали окопчик, потом до темноты караулили проходивших и проезжавших в полосе видимости. Ходили с пулеметом, тело пулемета присобачено было к деревянному кругу, служащему опорой, – не таскать же с собой станок, который весит 34 кг, а тело с водой – всего 19. Потом летом военный трибунал со всех моих солдат судимости снял. Это были: Гургуляни Илья Несторович, Михалев, Волков, Кусов, и еще солдаты были с судимостями, но я их фамилии не помню, хотя как они выглядят, помню хорошо. Этой зимой стреляли по артбатареям, когда они вели огонь. Добились, что они больше одного залпа не стреляли. Тогда они стали одновременно несколькими батареями открывать огонь. Все-таки мы воздействовали на них. Солдаты иногда часами караулили момент, когда нужно быстро навести и открыть огонь. Открытая эта позиция была далеко от дзота, в лесу. Потом рассказывали: только раз и выстрелили – видно, страху мы на них нагоняем, выстрелов они не слышат, а пули летят. За это не раз меня пробирал комбат капитан Лещенко. Я ему говорил, что сам Бог велел подавлять их только из пулеметов, что стоят наши 30–40 патронов, потом мы мгновенно отвечаем, самое же главное, что солдаты воочию видят, что противник их смертельно боится. А артиллеристы, кстати, никак не успеют так быстро изготовиться и открыть огонь по стреляющим батареям противника. Вместо того чтобы на меня нападать, нужно этот опыт внедрить и в других ротах. Сюда к нам опять наведался командир роты ПТР – уже капитан Гребенников, а не Калашников, как я его неправильно называл. Я его спросил, сколько танков за это время поразили, он сказал, что их, наверное, отсюда перебросят туда, где они есть, – на другой какой-нибудь фронт. Я ему указал финский дот на той стороне Свири. Амбразуры они закрывают железными щитами – как раз цель для бронебоек. Они долго в бинокли рассматривали дот, а потом зашли и со стороны стреляли по амбразуре. Еще показали НП на дереве, в глубине леса, тоже с какой-нибудь защитой. Посоветовали вообще свалить дерево, на котором он находился, запилив крестиком конец пули, но капитан сказал, что это будет нарушением Женевской конвенции о неприменении разрывных пуль. Мы ему показали свои запиленные пули для валки леса. Он сказал, что для леса можно, а в сторону противника стрелять нельзя. Пригласили его с солдатами еще к нам приходить, но больше мы не встречались.

Тут еще одно интересное было событие: послали меня проверяющим, как идут политзанятия в соседнем подразделении. Добирались до них довольно долго. Стояли они от Свири километров за пять. Там спрашивает командир у солдат такие главные вопросы: какие должности занимает тов. Сталин, что является политической, а также экономической основой СССР? И другие вопросы. Солдаты чешут как из пулемета. В конце я спросил у одного в летах солдатика: «Как устроен белый свет?» Он так весь оживился и говорит: «Значит, так. Земля стоит на двух слонах, слоны – на трех китах, а киты плавают в океане-море». И многие ему закивали головами. Я им стал объяснять устройство мироздания. Их политрук сказал, что это лишнее, но солдаты попросили продолжать. Политрук ушел, сказал, что «это вы уж без меня». На этой обороне простояли мы до весны 1943-го. Потом перебросили нас в спешном порядке на другой участок: на высоты перед бывшим поселком Свирь-3. Как раз на то место, где дорога от поселка к деревне Тененичи делает поворот и поднимается на высоту в 3 км, за которой и была деревня. Не знаю, чем уж наши предшественники не понравились финнам, но однажды они выкатили на прямую наводку калибры от 378 до 304 мм и минометы всякие и разнесли позиции тех, кто стоял на высоте. Раненых там было мало, всех поубивало в окопах, а больше в землянках: в некоторые если не было прямого попадания, то обвалило, стенки, и наката два, а то и три обвалились и придавили тех, кто там был. Зрелище было жуткое. Осталась в целости только одна землянка, которая была на ровном месте в 50 метрах. Там мы и поселились. Но вскоре и нам не повезло в том смысле, что случился у нас пожар, и повезло, что начался он на рассвете: незаметен огонь и не видно дыма. А все было так: за печкой сушили мы лучинки – это наши источники света. Они подсохли, прозевали их вынуть из-за печки, и они вспыхнули, кора стенок наката