Прорыв Линии Маннергейма - Артем Владимирович Драбкин Страница 20

Как для вас закончилась Зимняя война?

В апреле 1940 года нас погрузили в «полуторки» и долго везли под Ленинград. Привезли на речку Черную. Впервые за долгие месяцы мы помылись. Наше обгоревшее у костров обмундирование заменили на новое. Мы побрились. Смотрел на себя в зеркало и не узнавал, так сильно я изменился за время этой короткой войны. Потом мы участвовали в параде Победы над Финляндией в Ленинграде. Шел в сводной парадной «коробке», шестнадцатый в первом ряду. Сзади идущий опускал штык «трехлинейки» на плечо красноармейцу, находящемуся в шеренге перед ним. Люди стояли на тротуарах, кидали в наши шеренги цветы и конфеты. Прямо с парада нас привезли в Пушкино.

Интервью: Г. Койфман

Лит. обработка: Г. Койфман

Пономаренко Николай Алексеевич

Советско-финляндскую войну я начал через два месяца после окончания Одесского артиллерийского училища.

… В звании лейтенанта вместе с другими выпускниками, а нас было более двадцати человек, в конце октября 1939 года прибыл в 168-й артиллерийский полк большой мощности для прохождения дальнейшей службы. 168-й ап бм тогда дислоцировался на Западной Украине, в г. Черткове, и имел в своем составе четыре дивизиона. По прибытии в полк я был назначен начальником разведки 4-го дивизиона, командовал дивизионом капитан Мальцев Семен Савельевич, умный, заботливый, справедливый и требовательный командир.

С началом военных действий полк получил приказ готовиться к отправке на фронт. На фронт полк выезжал подивизионно, каждый дивизион – двумя эшелонами. В пути следования были длительные остановки для доукомплектования недостающим имуществом – в основном теплым бельем, ватниками, ватными брюками, валенками, касками, подшлемниками и для офицеров – полушубками. Во время движения в эшелонах шла учеба личного состава по специальности под руководством командиров, были и политзанятия. Дисциплина была безупречная – все понимали, что едем на войну. К месту разгрузки наш 4-й дивизион прибыл только к концу декабря и был придан 90-й стрелковой дивизии 19-го ск. Вообще, весь наш 168-й полк на Карельском перешейке действовал подивизионно, каждый дивизион придавался какой-либо стрелковой дивизии.

4-й дивизион разгрузился на станции Пэрк-ярви и через сутки занял огневые позиции в районе озера Пэрк-ярви в примерно десяти километрах от переднего края наших стрелковых позиций. Дивизиону была поставлена задача связаться со всеми артиллерийскими частями, действующими в полосе наступления 90-й стрелковой дивизии, и совместно с ними вести разведку железобетонных дотов. Только после того, как мы удостоверились, что имеем дело с действительно железобетонной точкой, а не дзотом, мы приступали к ее разрушению. Бетонобойные снаряды использовались только с разрешения старших артиллерийских начальников (берегли снаряды для железобетонных дотов линии Маннергейма).

Командиры батарей нашего дивизиона (10-й – старший лейтенант Гринев, 11-й – капитан Шевчук и 12-й – старший лейтенант Середа) со своими разведчиками и я со своими разведчиком и связистом ушли на наблюдательные пункты батарей меньшего калибра и совместно с ними вели разведку огневых точек противника. Противник был очень сильно замаскирован и себя не раскрывал. Огневые точки были так искусно замаскированы под окружающую местность, что установить, что это – естественный холм на местности или замаскированная огневая точка, – практически было невозможно, пока артиллерия малого и среднего калибра не вскрыла земляное покрытие. Противник вел сильный прицельный минометный огонь, а шквальный пулеметный огонь противником из огневых точек и окопов велся только тогда, когда наши роты вели разведку боем, то есть имитировали наступление. Всякий раз при этом наша пехота несла большие потери, хотя артиллерия вела мощный огонь на подавление огневых точек противника, а мы в этот момент засекали огневые точки противника с последующей доразведкой путем вскрытия и разрушения прицельным огнем наших орудий.

Пехота часто применяла бронещитки на лыжах, но на том участке, что я был, они ничего хорошего не принесли. Пехота выдвигалась за щитками к рубежу атаки, который был от ее исходных позиций примерно в 200 метрах. Щиток был тяжелый, толкать его было трудно, а главное, из-за него ничего не было видно. Там была щель для стрельбы и наблюдения, но пехотинцы все равно из-за него высовывались, чтобы осмотреться. Финским стрелкам же было очень легко целиться в верхний край щитка, они держали его на прицеле, и, как только появлялась голова, бац и готово. Поэтому, даже когда пехота продвигалась за щитками, когда она доходила до рубежа атаки, наступать уже было некому: все были убиты.

Не знаю, как в других стрелковых дивизиях, а в 90-й сд был заведен необычный порядок: перед наступлением пехоты командир батальона приходил ко мне, начальнику разведки артдивизиона большой мощности, и требовал, чтобы я выдал ему справку о том, что в полосе наступления его батальона железобетонных огневых точек нет, в противном случае наступления батальона не будет. Приходилось рисковать и всякий раз давать такую справку, думая про себя о том, что будет, если вдруг плохо провели разведку, а тогда… Особый отдел и так далее. Так что я дрожал, когда выдавал эту справку.

В связи с этим вспоминается мне такой забавный и грустный эпизод: после одной из неудачных вылазок нашей пехоты командир стрелкового батальона, которому я накануне выдал справку о том, что в полосе его наступления дотов нет, пришел к нам, стал утверждать обратное и указывал, где эта железобетонная точка на местности. Пришлось просить разрешения использовать бетонобойные снаряды для разрушения этой точки. Выполнять эту задачу было приказано командиру 10-й батареи старшему лейтенанту Гриневу. Старший лейтенант Гринев в нашем дивизионе всегда отличался оригинальностью и находчивостью. Это он подтвердил и в этом случае. Он еще заранее, как только занял огневые позиции, договорился с командиром 122-мм батареи, что разведку он будет вести с его НП, а свою связь он протянет только до огневых позиции 122-мм батареи, а команды с НП он будет передавать по одному проводу через телефониста на той батарее. Таким образом он (Гринев) экономил порядка 5 километров кабеля, так как огневые позиции 122-мм гаубиц находились к передовой примерно на 5 километров ближе, чем оп Гринева.

Огонь по противнику вели одновременно оба командира батарей: один – 122-мм фугасными снарядами, Гринев – 203-мм бетонобойными. После того как Гринев выпустил по цели три бетонобойных снаряда, телефонист Гринева на огневых позициях 122-мм гаубицы перепутал команды и передал на оп 203-мм гаубиц команду «два фугасных снаряда, беглый огонь», хотя эта команда была для 122-мм гаубиц. На оп 203-мм гаубиц усомнились, запросили подтверждение по телефону, но телефонист снова подтвердил: два фугасных снаряда. И вот два 203-мм фугасных снаряда,