Прорыв Линии Маннергейма - Артем Владимирович Драбкин Страница 19

лесных дорог мы попали в засаду. У нас были танки последнего выпуска, с зенитными пулеметами на башнях. Трех «кукушек» сбил из пулемета с верхушек деревьев. Финны неплохо действовали в нашем тылу. Проходили на лыжах через леса и устраивали нам кровавые «концерты». Был один случай. Для бойцов организовали баню в лесу. Поставили большую брезентовую палатку, натопили внутри, и бойцы заходили внутрь помыться. С пригорка на лыжах выскочили три финна с автоматами и убили несколько наших, мывшихся в этой походной бане. Тяжелая была война…

Какие потери понесла ваша часть в этих боях?

У нас как-то полностью погибла 2-я рота. Это место, кажется, называется Суярви. Мы вышли на заранее подготовленную укрепленную линию финских дотов. Атам каждый дот, как крепость. Толстый бетон, резиновые перекрытия. Только из тяжелой гаубицы можно было такой дот разрушить. Как всегда, нас сопровождала пехота. Танки выстроились в одну линию и пошли в атаку. 2-я рота нарвалась на минное поле и полностью там погибла. Те, кто не подорвался на минах, были добиты огнем финской артиллерии. Все 17 танков роты были уничтожены. Никто из экипажей этих танков не спасся. А в нашей 1-й роте потери были относительно терпимыми.

У меня в экипаже (я уже был командиром танка) был прекрасный механик-водитель Саша Воронцов из города Иванова. Всегда приговаривал: «Етить ту суку мать!» Он несколько раз спас экипаж от гибели.

Страшно было в те дни?

Не было лично у меня ощущения страха. Я не думал о смерти. Верил в судьбу и не боялся погибнуть. Делал свое дело, как должно и как учили, и не забивал себе голову глупыми мыслями. Тут еще многое от характера зависит. Я, когда рос, был хулиганистым парнишкой. Где только драка намечалась – стенка на стенку, улица на улицу, – там я всегда первый был. И поэтому приобрел бойцовский характер. И перед каждой атакой чувствовал кураж и желание показать этим ***, кто чего в бою стоит.

Интервью и лит. обработка: Г. Койфман

Ройтман ЯковТовьевич

В декабре 1939 года батальон в полном составе прибыл из Ростова в Пушкино под Ленинград. Нас везли на Ленфронт кружным путем, через Белоруссию. Что нас ждет на войне, мы не представляли, в вагонах царило веселье. В Жлобине из станционного буфета «увели» бочонок вина. Милиция по всей дистанции пути начала искать «грабителей». Ротный Матвеев пришел к нам в вагон и спросил: «Ребята, ваша работа?» Авторитет ротного был непререкаем, и ребята ему признались. Матвеев только покачал головой и сказал: «Бочонок уничтожьте!» Из состава нашего минбата сформировали роту добровольцев, добавили к нам взвод связи, и мы, всего 76 человек, отправились на фронт. Остальные подразделения батальона так и остались в Пушкине. Сводную роту принял под командование наш старший лейтенант Матвеев, тихий, спокойный и славный человек. Командирам выдали полушубки, а красноармейцы так и ушли на передовую в обмотках, ботинках и шинелях. Только в январе 1940 года мы получили валенки, телогрейки, ватные штаны, подшлемники и белые маскировочные халаты. Бойцам выдали по 150 патронов на человека.

Как применялись минометы в Зимней войне?

Обычная тактика. Мы находились на расстоянии 200–300 метров от передовой пехотной цепи… Было очень сложно передвигаться с минометом. Финны заливали озера нефтью, и льда на них не было. Снег – по пояс. Многие проваливались в такие озера и тонули. В расчете – шесть человек. Я таскал двуногу, кто-то – ствол, плитовой нес опорную плиту, а трое других – лотки с минами. Нам выдали лыжи, мы их связали вместе, положили поперек лотки от использованных мин, закрепили и на таких импровизированных санках таскали свой миномет.

Обморозилось много красноармейцев?

Да, что правда, то правда. Было очень много замерзших… Но я не могу сказать, что нас просто бросили замерзать в карельских снегах. С обморожениями боролись. Каждое утро старшина выдавал нам стограммовые бутылочки с водкой, и мы были обязаны возвращать ему пустые «соточки». Выдавали гусиное сало для смазывания лица и свиное сало «внутрь». Горячее котловое питание мы получали почти каждый день! Хлеба полагалось буханка в день на красноармейца. Хлеб мы рубили топором, настолько он был замерзшим. Как я уже сказал, в начале января нам выдали теплое, подходящее для карельской зимы обмундирование, и это многих спасло от обморожения. Ну, еще были свои домашние рецепты. Чтобы справить малую нужду и не отморозить свое «хозяйство», мы снимали патрубок с противогаза, и писали через него. Даже такая курьезная деталь запомнилась.

Какие потери понесла ваша минометная рота?

Не могу ответить предельно точно, я сейчас не помню точное количество погибших в роте. Выбыло из строя много людей от обморожения и ранений, а вот сколько было убитых… На моих глазах погиб мой товарищ Коля Шкробот, наш одессит, живший до призыва на улице Дерибасовской, дом № 5. Позже погиб еще один парень из того же дома. А третий их сосед, Миша Портной, уцелел. Много погибло… В основном погибали от огня «кукушек»-снайперов. Всю Зимнюю войну рядом со мной был мой близкий друг Маркус Витман. На его сестре я женился после войны. На финской войне Маркус уцелел, а в Отечественную погиб в 1943 году под Ленинградом.

Какой эпизод финской войны вам наиболее запомнился?

Мало что осталось в памяти с тех дней. Пришлось увидеть, как выводили 152-мм гаубицы на прямую наводку и эти пушки вели огонь по дотам на линии Маннергейма. Как-то нарвались на целую роту замерзших насмерть красноармейцев. Помню один боевой эпизод. У нас во взводе связи служил некто Нейман. Высокого роста, нескладный. Научный работник из Москвы, призванный в 1939 году на годичную службу. Человек интеллигентный и очень образованный, он даже при встрече с командирами первое время снимал пилотку в приветствии, как шляпу, вместо отдания чести, как положено по уставу. Нейман довольно комично смотрелся со стороны. Шел бой, очень тяжелый и кровавый. Пехота несколько раз пыталась подняться в атаку, но была вынуждена залечь под страшным и непрерывным пулеметным огнем из финских дотов. Наши потери угрожающе росли с каждой минутой, и если бы мы остались на снегу еще минут пять, то в следующую атаку было бы уже некому идти. Нейман был возле моего расчета, мы вели огонь прямо из пехотных порядков. Вдруг Нейман вскочил в полный рост и с криком «Ура! Вперед! На врагов революции!» поднял пехоту в атаку, и мы захватили финские позиции. Нейман получил за