Длинные ножи - Ирвин Уэлш Страница 47

Но это была совсем не шутка.

"Кузина Бетта", в своей зеленой форме, продолжал крепко держать меня. Я лягнул его, услышав в ответ ругательство. Был бы у меня сейчас нож, который забрали в посольстве. Я обратился к его напарнику, "Валери", но он даже не смотрел на меня, и мои крики и мольбы не смогли вызвать у него жалость или пробудить сострадание. Какая-то часть меня была уверена, что они никогда так не поступят, уж точно не с маленьким мальчиком, да еще и так открыто. Они просто хотели меня напугать. Я скользнул взглядом по толпе – завороженной, желающей, требующей этого зрелища.

Все произошло очень быстро. Я читал, что для этого требовалось два удара топором. Я только успел увидеть блеск перед тем, как отвести взгляд: это был длинный арабский ятаган. Я не помню, какую боль я испытал или как громко я кричал. Все еще не веря, в оцепенении, ощущая, что все вокруг будто застыло, я увидел, как моя кисть отделилась от руки всего после одного удара по суставу и брызнула струя крови. Охваченный ужасом и нарастающей тошнотой, пронзившей все тело, я видел только эти глаза. Странно, но, хотя я знаю, что это были глаза "кузины Бетты", в моем искаженном воспоминании они всегда превращаются в льдисто-голубые, полные злобного интеллекта, глаза сына посла, Кристофера Пиггот-Уилкинса. Я не знаю, кто фактически нанес мне увечье, которого требовал "кузина Бетта", но у меня было ощущение, что это был не он сам. Затем послышались голоса, сначала приглушенные, и я почувствовал, что кто-то укутывает меня в одеяло. Я трясся в приступе дрожи и будто со стороны наблюдал, как меня быстро подняли и понесли в машину. Снова я услышал крик "Аллах велик", и на этот раз в нем звучал одновременно страх и вызов.

"Кузина Бетта".

Если сначала толпа захватила меня, как прилив, то теперь я чувствовал, как она отхлынула, когда стало понятно, какой страшный ущерб она нанесла. Они все так хотели присоединиться к этому злодеянию, а потом, взглянув совершенному ими злу в глаза, вдруг превратились в испуганных людей, боящихся признаться в содеянном.

Меня отвезли в большую новую больницу Торфе и сразу же прооперировали под общим наркозом. Я лежал в палате, когда пришла Ройя. Она была молчалива и печальна и со страхом смотрела на мою забинтованную культю, а я начал быстро, несвязно говорить и остановился, когда у нее за плечом появилась тетя. На ее лице была чуть ли не улыбка, когда она безмятежно произнесла:

– Тебе причинили большое зло, но виновные были пойманы и наказаны.

Я смотрел на свою культю в бинтах. Я все не мог поверить, что глаза меня не обманывают и что руки действительно нет. Боли больше не было, только странный зуд.

– Кто? – спросил я резко. – Кто был наказан?

Уж точно не Кристофер Пиггот-Уилкинс. Может, "кузина Бетта" и его подручные. Ответа я так и не получил.

В больнице я провел два дня. Когда меня выписали, тетя сказала нам с Ройей, что мы никогда не вернемся в посольство. Мы были только за. Это когда-то прекрасное место стало домом ужаса и страданий. Вернувшись в 11-й район, я в полном отчаянии не сводил глаз со своего увечья. От боли я плакал только один раз, и много раз – от бессилия и отчаяния, когда изо всех сил пытался открыть двери, почистить зубы, вытереть задницу или одеться, а завязывание шнурков на ботинках стало ежедневным унизительным испытанием.

Потом, через несколько дней после выписки, что-то вдруг изменилось. Нам сообщили, что посол приглашает нас на чашку чая. Мне было жутко возвращаться в посольство, а Ройе – еще страшнее, но тетя Лиана настояла. Она убеждала нас, что это для нашей же пользы.

Снова входить в эти ворота было очень страшно. Но теперь все было по-другому. На этот раз не было скандирующих толп, только небольшие группы зевак. Даже у стражей исламской революции, среди которых больше не было "кузины Бетты", на лицах были если не доброжелательные, то нарочито нейтральные выражения. Теперь, в ожидании следующего раунда напряженности, все функции посольства были восстановлены в полном объеме.

Нас пригласили в библиотеку, где угостили чаем с булочками. Помощник посла Абдул не мог смотреть на меня и Ройю. Интересно, наказали ли его за обман с "Ролексом"? Что вообще знал посол об этом его поступке или об изнасиловании моей сестры его сыном? Кроме Абдула и самого посла, остальные сотрудники казались новыми. В отличие от нашей предыдущей встречи, он был с нами вежлив. Он спросил меня о руке, о больнице и заявил, что я очень храбрый молодой человек.

– У вас ужасное увечье, но вы получите хорошую компенсацию.

Даже будучи всего лишь тринадцатилетним подростком, я чувствовал неуверенность и смущение, сквозившие в его тоне.

Моей семье была произведена выплата, которой распоряжалась тетя Лиана. Сумма не сообщалась – по крайней мере, нам с Ройей. Они лишь сказали, что нам обоим "предоставляется возможность поехать учиться в Англию". Тетя кивала и, казалось, была довольна таким исходом. Очевидно, именно сестра нашей матери договорилась об этой сделке. После этого ее повысили до начальника отдела переводов.

– Случай в высшей степени прискорбный... Позвольте за вами поухаживать... – Посол сам изволил разлить чай, который подали в чашках из тонкого фарфора. Он отхлебнул из чашки, отставив мизинец. – Конечно, инцидент произошел не на территории посольства и не под нашей юрисдикцией, и ваш племянник не состоит на службе у правительства Ее Величества, – обратился он к тете. – Тем не менее, мы очень сожалеем об этом... так сказать, зверстве и позаботимся о мальчике... и его сестре. Вы же понимаете, что все это неофициально, и мы настоятельно рекомендуем вам соблюдать конфиденциальность.

Выпучив глаза, тетя Лиана поблагодарила посла, говоря, какой он прекрасный и благородный человек. Я не видел ни его "Ролекса", ни его сына. Оглядывая комнату в поисках этих сапфировых глаз, я заметил, что библиотеку пополнили. На ее когда-то пустых полках теснились книги. Мое сердце екнуло, когда я вдруг увидел корешок книги Бальзака "Кузина Бетта" в мягкой обложке. Затем я услышал голос посла:

– Вы хотите что-нибудь сказать, молодой человек?

– У меня есть одна просьба.

Он недоуменно приподнял брови. В отличие от густых, спутанных волос на голове, они у него были тонкие, как у женщины. Потом