Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 31

– Никак нет, не путаю. Это та самая фигура, с позволения сказать, что приходила в дом тогда, когда убили хозяйку…

– Ну, вот и все, – произнес Песков, и в его голосе сквозило явное торжество. – Благодарим вас за помощь, Кирьян Петрович.

– Да чего уж, я завсегда, с позволения сказать, – ответил отставной унтер, не понимающий, почему так радуется молодой следователь и отчего не радуется вместе с ним следователь, что постарше.

– Что ж, спасибо за помощь, – сказал, прощаясь с Воловцовым, Песков. – Мне было очень приятно с вами работать.

– Да не за что, – просто ответил Иван Федорович. – Что будете делать в ближайшее время?

– Завтра в десять часов я буду допрашивать под протокол Калмыкова, а далее…

– А можно мне поприсутствовать на его допросе? – быстро спросил Воловцов, не дав титулярному советнику договорить.

– Вы все сомневаетесь? – едва улыбнулся Виталий Викторович, почему-то перешедший вдруг на «вы». – Хорошо-с. Я получу на вас разрешение, а вы захватите бумаги, удостоверяющие вашу личность.

– Благодарю вас, – сказал Иван Федорович.

– Да не за что, – словами Воловцова ответил Песков.

– Я этого человека не знаю… – Калмыков был явно растерян, но держался на допросе принятой линии настойчиво и твердо. – Я видел его в первый раз, и почему он доверился мне, не имею никакого понятия…

– Ну, что вы такое говорите, Иван Ерофеич, – мягким увещевательным тоном произнес Песков. – Вы что, хотите уверить меня, что приняли серебряные часы, сто сорок рублей ассигнациями и процентные бумаги на восемнадцать тысяч рублей от совершенно незнакомого вам человека? И он, тоже абсолютно вас не зная, отдал вам такое богатство, как вы изволили выразиться… на сохранение? Но это же сказка, господин Калмыков. Сущая небылица…

– Верно, он торопился или за ним гнались, – продолжал гнуть свою линию отставной солдат. – Мой дом он выбрал случайно и, увидев меня, решил, что мне можно доверять…

– Веселый вы человек, однако, Иван Ерофеич, – усмехнулся Песков, но Калмыков угрюмо посмотрел на него и уставился в пол. – То, что вы нам говорите, детский лепет какой-то… Неужели вы думаете, что суд вам поверит?

– Да, – ответил Калмыков и почему-то глянул на Воловцова.

– Это с какой такой стати? – уже нехорошо посмотрел на отставного солдата Виталий Викторович.

– Потому что я никого не убивал, – последовал твердый ответ.

– Зачем вы приходили в ночь убийства в дом Кокошиной? – начал с другой стороны Песков.

– Я не приходил в ночь убийства в дом Кокошиной, – ответил Калмыков.

– Приходили. Вас видел один из жильцов дома, – продолжал наседать Песков, но видимых результатов это не приносило.

– Я не приходил в ночь убийства в дом Кокошиной, – слово в слово повторил свою предыдущую фразу Калмыков.

– Запираться бесполезно: вас видели, – пристально посмотрел на подозреваемого судебный следователь.

– Меня не могли видеть, – помотал головой Калмыков.

– Почему? – спросил Песков.

– Потому что я не приходил в ночь убийства в дом Кокошиной, – в третий раз повторил одну и ту же фразу Калмыков. Сдвинуть его с занятой позиции было непросто. – Ваш жилец просто обознался. Кого-то он, может, и видел. Но не меня…

– Он видел именно вас! – хлопнул ладонью по столу Песков. – И это зафиксировано в протоколе.

– А что мне ваш протокол… Да не мог он меня видеть там, господин следователь, – продолжал упираться Калмыков. – Как он мог кого видеть? Ночью-то? А?

– Ага! – Песков повеселел и метнул быстрый взгляд на Воловцова. – Вот ты и прокололся. Откуда знаешь, что была ночь, если ты не приходил в дом Кокошиной ночью?

– Весь город знает, что Кокошину убили ночью. А потом облили керосином и подожгли, – как само собой разумеющееся ответил Иван Ерофеич.

– А откуда знаешь, что та ночь, когда совершилось убийство, была темная? – задал новый вопрос Песков.

– Так осень же… Октябрь месяц. Щас все ночи темные, – чуть нагловато, как показалось Воловцову, посмотрел на Пескова Калмыков.

– Ничего, – вдруг встрял в допрос Иван Федорович, предварительно переглянувшись с Песковым, – на днях мы поймаем вашего сообщника, и тогда вы заговорите по-другому… Верно, Иван Ерофеич?

Оба следователя заметили, как при слове сообщник Калмыков заметно вздрогнул. Похоже, Иван Федорович попал в точку…

– Что, Калмыков, будем говорить? А то твой сообщник разговорится первым, и тогда твои показания уже мало что будут значить, – решил развить успех Воловцова Песков и, похоже, сделал ошибку, добавив: – Ты ведь той ночью к Попенченко шел, верно? Он тебе и передал на сохранение деньги, часы и ценные бумаги. Так это он убил Кокошину или вы вместе убивали? Расскажите нам все, Иван Ерофеич.

К удивлению обоих следователей, вместо того чтобы закручиниться и начать рвать на себе волосья, в голос стенать на судьбу-злодейку и валить всю вину на не пойманного покуда Попенченко, Калмыков будто бы успокоился и снова уставился в пол. Воловцов и Песков непонимающе переглянулись, и Иван Федорович заметил растерянность во взоре рязанского судебного следователя. Надлежало брать инициативу в свои руки, что он и сделал.

– А не могли бы вы описать внешность гражданина, который передал вам на сохранение деньги, часы и доходные бумаги? – спросил Воловцов.

– Ну, могу, – неохотно ответил Калмыков.

– Говорите. Только учтите, что ваши показания записываются в протокол. Итак, опишите человека, давшего вам все эти вещи.

– Ну, высокий, – начал придумывать на ходу Калмыков. – Худой. И с бородой.

– С бородой? – переспросил Иван Федорович.

– Ага, – подтвердил допрашиваемый.

– А усы у него были? – пытливо посмотрел на отставного солдата судебный следователь по наиважнейшим делам.

– Были, кажись… – не сразу ответил тот.

– Так кажись или были? – продолжал допытываться Воловцов.

– Были, точно, – кивнул Калмыков.

– Ну, а что на нем было надето?

– Пальто, шапка, сапоги, – стал перечислять отставной солдат.

– Какое пальто? – уточнил Воловцов.

– Черное, – подумав, ответил Калмыков. – С воротником.

– Черное пальто с воротником, – повторил Иван Федорович. – А росту, вы говорите, он был среднего?

– Ага, среднего, – подтвердил Калмыков.

– Но вы минуту назад сказали, что он был высокий, – не сводил с допрашиваемого взора Иван Федорович.

– Нет, я ошибся, – нетвердо заявил Калмыков. – Среднего он был росту…

– Вот что, Иван Ерофеич, – сказал Воловцов с железными нотками в голосе. – Вы тут сидите перед нами и все врете. Я ведь предупредил вас, что ваши показания записываются в протокол. Для суда ваша ложь будет весьма существенным фактом подтверждения вашей несомненной виновности. Вкупе с тем, что у вас при обыске дома были найдены похищенные процентные бумаги, и тем, что вас, входящим в дом в ночь убийства, узнал один из жильцов дома Кокошиной. Улики налицо, факты налицо, ложь налицо… Для суда всего этого, –