Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов Страница 30

– Нет, уверяю вас, это была самая что ни на есть настоящая барышня…

– А что может связывать дворника Ефимку с «настоящей» барышней? – скорее сам себе задал вопрос Воловцов и, получив от Перелесковой лишь легкое пожатие плечами, задумался.

Распрощались они, как добрые друзья.

Какое-то время Иван Федорович был занят мыслями о дворнике. Как-то его было неожиданно много, что ли.

Скажем, девицы. Его связь с Еленой Шилохвостовой из дома Козурина. Женщиной, кстати, замужней и обремененной двумя детьми. Что она нашла такого в Ефимке, чтобы решиться изменить мужу? Даже если и практиковала такое изредка, к примеру, с пожарным Колькой?..

А эта барышня? Причем настоящая барышня, по уверению мадам Перелесковой, а не какая-нибудь гулящая девка из дома свиданий… Она сама приходит к Ефимке, а потом они запираются в его каморке и предаются любви. Что их связывает? Ведь они, чего тут лукавить, совершенно не подходят друг другу – из разных сословий, да и внешностью дворник весьма неказист.

Может, Ефимка обладает некими мужскими качествами и даже талантами, сильно притягивающими женщин? Скажем, имеет какой-то особенный детородный орган или умеет любиться раз за разом по несколько часов кряду? Что ж, встречаются такие экземпляры мужской породы… Тогда кое-что в его отношениях с женщинами становится понятным. Но при чем здесь в таком случае деньги? Почему настоящая барышня требует от дворника денег? Пожалуй, это он за свое умение в постели, ежели таковое действительно имеет место быть, вправе требовать от женщин деньги. Ан, нет, закавыка в том, что требуют с него. А какие, с позволения сказать, у него, Ефимки, могут быть деньги?!

Потом этот ядовитый мужик Аверьян Архипов…

Ведь этот Архипов на него, Ефимку, думает, что он убийца, а не на кого-то другого. Не на сбежавшего бывшего (а может, и настоящего) уголовника Попенченко, не на правильного еврея Шаца, занимающегося не совсем законной коммерцией, или отставного унтера Корноухова, который в курсе всего, что происходит в доме и возле него. Думает он сугубо на Ефимку. Личная неприязнь, да, понятно, присутствует. Но только ли одна неприязнь движет Аверьяном Касьянычем?

А поведение Ефимки при отпевании Кокошиной в Николо-Ямской церкви? Почему он не подошел проститься со своей благодетельницей Кокошиной, которой был обязан всем, что у него имелось на данный момент: чуланчиком-комнаткой под лестницей (какое-никакое, а жилье) и дворницким местом? Чего такого он испугался?

Может, стоит разузнать об этом дворнике побольше?

Думы Ивана Федоровича были прерваны приходом судебного следователя Пескова. Он сиял, как начищенная мелом медная ременная бляха полицейского. Или как новенький тульский самовар.

– Поздравляю! – с порога, без всяких предисловий, произнес Виталий Викторович. – Поздравляю и себя, и вас!

– А что такое? – возвел на судебного следователя недоуменный взгляд Воловцов.

– Сегодня утром знакомый вам околоточный надзиратель Петухов арестовал в Рыбацкой слободе некоего Ивана Ерофеича Калмыкова, отставного солдата, подозреваемого в убийстве и ограблении старухи Кокошиной. У него в доме при обыске найдены процентные бумаги, ранее принадлежащие убитой домовладелице. Номера похищенных у Кокошиной ценных бумаг и номера бумаг, найденных у Калмыкова, абсолютно совпадают. Что касается часов в серебряном корпусе, что подарил Кокошиной в прошлом году ее сын, то Калмыков, по его собственному заверению, их просто продал. Все, дело раскрыто, в этом есть и ваша толика участия, причем весьма немалая. Ведь это вы первым усомнились в том, что причиной гибели бедной старушки Кокошиной является несчастный случай или самоубийство.

– И что, этот Калмыков признался в убийстве? – осторожно спросил Иван Федорович.

– Еще нет, но признается, – ответил Песков. – Да и куда ему деваться?

– А Попенченко? – спросил Воловцов. – Он каким-нибудь боком причастен к убийству?

– Возможно, он наводчик, – ответил титулярный советник. – Каким-то образом прознал про процентные бумаги Кокошиной и рассказал об этом своему дружку. Возможно, это именно ему, под предлогом оплаты денег за комнату, Кокошина в ночь убийства и открыла дверь…

– Так, может, он и убил?

– Может быть, – согласился Песков. – Так или иначе, но этот Калмыков напрямую причастен к убийству и похищению ценностей из квартиры Кокошиной…

– А что он сам говорит?

– На предварительном допросе он показал, что процентные бумаги, серебряные часы и сто сорок рублей ассигнациями ему были отданы на сохранение, но кто их ему отдал, не говорит, – ответил Виталий Викторович и задержал свой взгляд на Воловцове: – А ты что, Иван Федорович, думаешь, что не он убийца?

– Пока я ничего не думаю, – неопределенно проговорил судебный следователь по наиважнейшим делам.

– Но ты же сомневаешься, я вижу! – Настроение у Пескова резко упало. – Почему?

– Надо еще проверить, та ли это фигура – ваш Калмыков, – которую видел в ночь убийства старик Корноухов, – заметил Воловцов.

– Я об этом уже думал, – сказал Виталий Викторович. – Эксперимент проведем сегодня ночью. И я уверен, что Корноухов его узнает…

Дальше разговор двух судебный следователей как-то не клеился. Похоже, Песков обиделся, что Иван Федорович не разделил его радости по поводу раскрытия такого громкого преступления. Что ж, сегодня ночью он убедится, что Калмыков – убийца.

Вечер опустился незаметно. Ночи дожидаться не стали: уже в половине десятого было так темно, что хоть глаз выколи.

Без четверти десять привезли в наручниках Калмыкова. Он был бледен и дрожал, что, впрочем, не удивительно, ведь ему грозила бессрочная каторга, то есть неволя до скончания его жизни. Такая перспектива радовать, конечно, не могла.

Двое полицейских встали у центральной калитки. Двое – у боковой калитки, ведущей во двор Феодоры Силантьевны. Один полицейский дежурил у черного входа. А Воловцов и Песков расположились у отставного унтера Корноухова.

– Вы готовы? – спросил Песков Кирьяна Петровича.

– Да, – ответил старик.

Для чистоты эксперимента было решено, что он ляжет на кровать, потом, привлеченный скрипом калитки, встанет и посмотрит в дворовое окно – словом, все, как в ночь убийства.

Когда старик улегся, Песков крикнул в открытую форточку:

– Давайте Калмыкова!

Полицейские отпустили отставного солдата:

– Ступай. И не вздумай с нами шутить…

Калмыков, понурив голову, открыл калитку. Она протяжно скрипнула. Услышав скрип, Корноухов поднялся с кровати и подошел к окну. По двору, в направлении черного входа, шла фигура. В темени было не разобрать, кто это: мужчина или женщина. Старик смотрел на фигуру, Воловцов с Песковым – на старика. Так продолжалось секунд десять. Затем отставной унтер повернулся к Воловцову и сказал:

– Это он.

– Вы ничего