Замок проклятых - Ромина Гарбер Страница 24

испанском – как будто она оставила ее для своих пациентов, а не для меня. Я понимаю слова «Мадрид», «медицинский конгресс» и «дни». Значит, вчера вечером она угрожала, что отправит меня в больницу, а сегодня утром взяла и уехала? Почему она не предупредила меня? Зачем вчера она напоминала Фелипе, что сегодня ему надо сдать кровь? Какая-то ерунда!

Не могу отделаться от ощущения, что это как-то связано с пурпурной комнатой. Она знает, что я нашла ее? Она боится, что я обращусь в полицию? Вернется ли она к полнолунию?

В книжном у меня поднимается настроение, Фелипе угощает меня дымящимся горячим шоколадом со взбитыми сливками.

– Твоя тетя уехала, – говорит он вместо приветствия, – оставила записку, что ей нужно на медицинский конгресс в Мадрид.

– Знаю! – Я дую на напиток, грею руки о кружку. Первый глоток обжигает язык, тепло разливается по всему телу, до самых пальцев ног.

– Похоже, это внезапное решение. Я не успел сдать кровь.

Я ничего не отвечаю, и он спрашивает:

– А она когда сказала тебе, что уезжает?

– Она не говорила. Я узнала, что она в Мадриде, из той же записки, что и ты.

Фелипе удивленно приподнимает брови, я отпиваю еще немного горячего шоколада, пенка щекочет мне верхнюю губу.

– Это странно, – говорит Фелипе.

– Это же Беатрис. Разве ты не заметил, что она не особенно общительная?

– Даже с тобой?

Я пожимаю плечами; сегодня именно я первая поднимаюсь в мансарду с кружкой горячего шоколада в руке. Странно, но здесь я чувствую себя в наибольшей безопасности. Это единственное место во всем Оскуро, где я не боюсь, что за мной будут охотиться, пичкать лекарствами или осуждать.

– Спасибо, – говорю я Фелипе, когда мы оба поднимаемся наверх, – за то, что учишь меня испанскому. Мне нравится приходить сюда.

– Учителю приятно, когда ученик прилежный, – ухмыляется Фелипе в ответ.

Неожиданно для себя я тоже улыбаюсь, еще несколько дней назад мне казалось, что я совершенно разучилась это делать.

Уже много лет у меня нет друзей. Постоянные расставания были для меня слишком болезненны, а друзей по переписке стало очень много, и я решила перестать знакомиться и общаться со сверстниками. Папу это волновало больше, чем маму. Помню, родители однажды ссорились из-за этого, и мама сказала: «Заведет друзей, когда вырастет».

Я решила, что она считает меня незрелой, и поэтому удивилась, что папа не попытался защитить меня. Но теперь я вспоминаю, какой акцент она сделала на слове «вырастет». Наверное, эту фразу нужно было понимать в прямом смысле.

– Мне жаль, что с тобой случилось то, что случилось, – говорит Фелипе, и его улыбка становится ласковой, – но я так рад, что ты здесь.

Приятно, что можно не сомневаться в том, что человек говорит именно то, что думает. Понять выражение лица Фелипе мне проще, чем любую фразу на испанском, именно поэтому мне так легко рядом с ним.

– Где ты выросла? – спрашивает он, и его голос так же мягок, как и его взгляд.

– В США.

– В каком штате?

– Да в каждом побывала, – отвечаю я, усаживаясь на старый кожаный диван.

В ту же секунду я осознаю свою ошибку, ощущаю ее всем телом. Встать с этого дивана обратно мне вряд ли удастся. Фелипе устраивается рядом со мной.

– Хочешь, не будем об этом говорить, если тебе неприятно.

– Да мне все равно, – говорю я, пожимая плечами, – я росла, переезжая с места на место. Мы с родителями где только не жили: в квартирах в больших городах, в домиках среди дикой природы…

– Твои родители не работали?

– Мама была журналисткой, а папа – частным детективом.

– А в школу ты не ходила?

– Я была на домашнем обучении. – Меня вдруг поражает ирония этой фразы: у меня ведь никогда не было дома. – Это значит, что всему меня учили родители, – объясняю я, заметив, что Фелипе меня не понял.

– А как же друзья?

– Я перестала заводить друзей, потому что устала постоянно расставаться с ними.

Я сержусь, когда рассказываю об этом, вспоминаю четырех девушек в метро и острую зависть к ним. У них был шанс вырасти вместе. Но в результате они вместе погибли у меня на глазах.

– Toda mi vida, – говорит Фелипе, – tuve la atención completa de mis padres.

Я удивленно смотрю на него, и он говорит:

– Теперь повтори эти слова.

– Что это значит?

– Разберешься по ходу дела. Попробуй!

– Toda mi vida… – Я повторяю то, что запомнила.

Фелипе идет к столу и возвращается с листком бумаги в руках.

– Прочти это вслух.

– Toda mi vida, – читаю я, – «всю мою жизнь». – Фелипе одобрительно кивает. – Tuve la atención completa de mis padres… «полное внимание», «мои родители»…

Я смотрю на Фелипе и перевожу фразу целиком:

– Всю жизнь я была окружена вниманием и заботой родителей.

Когда я произношу эти слова, в груди образуется странная пустота, сердце на секунду замирает.

– Хорошо. – Фелипе нравится мой перевод.

– И даже несмотря на все их внимание, – объясняю я, – мне все время чего-то недоставало. Раньше я думала, что мне нужна отдельная комната. Но теперь у меня есть комната, а пустота в груди не исчезает. Мне… мне хорошо, только когда я прихожу сюда.

Я чувствую, что краснею после этих слов. Фелипе тоже заливается краской от смущения.

– Эстела, – произносит он, и мне вдруг становится не по себе, потому что, возможно, он хочет от меня чего-то большего, чем дружба. – Можно я приду к тебе в гости в замок через два дня?

Я чувствую облегчение: это все чего он хочет!

– А почему через два дня? – спрашиваю я и вспоминаю о полнолунии.

– Через два дня у меня выходной.

Беатрис запретила приводить кого-либо в замок, но она уехала в Мадрид и даже не предупредила меня, так почему бы мне не нарушить ее правило. Кроме того, если Фелипе не будет в этот день в книжном, мне просто некуда пойти, а мне не хочется оставаться одной.

– Конечно, – отвечаю я после паузы.

Сегодня мы занимаемся испанским по обычной рабочей тетради и больше ни разу не вспоминаем о Ла Сомбре.

Мне хочется спросить его о вампирах, но я не знаю, как сформулировать вопрос. Мысль о том, что через несколько часов я останусь с Себастианом наедине, одновременно и пугает, и возбуждает меня. Мне не хочется возвращаться в замок, и в то же время я с нетерпением жду, когда наступит вечер и пора будет идти домой.

Я жажду вновь почувствовать на себе клыки чудовища-тени – это чувство будто сладкий наркотик. Как можно