Умница - Хелена Эклин Страница 22

– Она и вчера здесь была? – переспросил Пит, вытряхивая пакет с грязным бельем в корзину. – Смотрю, вы прям сдружились.

– А что в этом плохого? – парировала я, хотя прекрасно понимала его недоумение. У меня давно не появлялось новых знакомых, а тут я вдруг решила завести дружбу с женщиной старше меня, которая вдобавок не слишком хорошо владеет английским и исповедует совсем другие ценности.

– Ничего, милая, прости. Я просто устал, – сказал Пит и вздохнул. – Так хотелось побыть с вами. Не хочу показаться грубым, но, может, настало время выпроводить гостью? Помнишь тот лайфхак из твоей колонки? Скажи ей: «Пока вы не ушли, хочу вас поблагодарить за вкусное рагу».

«Советы Шарлотты» предлагали следующее: «Если гости засиживаются слишком долго, лучше намекнуть им об этом тактично, а не выставлять за дверь. Достаточно невзначай обронить в разговоре фразу: "Кстати, пока вы не ушли…"»

Вот только я не хотела пользоваться этим советом. Ирина возилась со Стеллой, научила ее вязать, смастерила с ней куклу, помогла принять ванну. Я не собиралась выгонять ее, даже намеками.

Пит все понял по выражению моего лица.

– Ты права, не будем ее выставлять. Просто она такая милая и заботливая, что мне даже не по себе. Бланка проработала у нас столько лет, а мы толком ее и не узнали.

– Может, мы ей нужны, – предположила я. Я ведь тоже нуждалась в Ирине. – Она искренне заботится о Стелле.

Редко встретишь такое отношение к чужим детям. Я усвоила это на собственном горьком опыте, когда узнала, что Морин находится в доме престарелых, и решила ее навестить. Медсестра провела меня в просторный холл, где Морин отдыхала в кресле. Волосы ее, как и прежде, были выкрашены в блонд, но сама она сильно похудела, и теперь под тонкой кожей на шее проступали напряженные жилы. Рядом с ней сидела женщина средних лет, ее дочь, дружелюбная и пышнотелая, – такой когда-то была и сама Морин.

– Шэрон, – представилась она, пожимая мне руку. Я заранее написала ей, что приеду.

Я села рядом с Морин, в такое же клетчатое кресло – практичный узор, на котором толком не видно пятен. Пальцы Морин беспокойно шевелились, словно ловили что-то в воздухе.

– Мам, к тебе пришла Шарлотта! – сказала Шэрон. – Помнишь Шарлотту? Дочку Эдит.

Морин слегка вздернула подбородок – то ли в знак согласия, то ли непроизвольно.

– Я принесу чаю, – сказала Шэрон. – А вы пока пообщайтесь.

Когда-то руки Морин были такими ловкими – она нарезала петрушку вдвое быстрее меня. Теперь же они словно жили своей жизнью. Я достала из сумки коробку печенья макарон, перевязанную лентой, и показала ей.

– Такие впору подавать в ресторане «О-ля-ля бонжур», правда?

Никакой реакции. Морин моргнула и попыталась встать.

– Пойду белье доглажу, – пробормотала она. – Надо успеть до четырех.

Я накрыла ее руку своей. Неужели она приняла меня за Эдит?

– Присядь, все уже поглажено.

Морин села, но ее руки продолжали беспокойно двигаться.

– Шэрон хорошая, – сказала я в отчаянной попытке перевести тему.

Морин снова моргнула, будто пытаясь собрать воедино фрагменты ускользающих мыслей.

– Когда совсем не спишь по ночам, легко слететь с катушек. У Шэрон послеродовая депрессия. Как и ты, она осталась одна.

Она и впрямь приняла меня за Эдит.

– Я справляюсь, – сказала я. – И Шэрон тоже справится.

Если у Шэрон и была послеродовая депрессия, то давно прошла. В письмах она упоминала своих детей-подростков.

Вскоре вернулась Шэрон с подносом, налила нам чай и спросила меня:

– Какие у вас еще планы до отъезда?

– Я приехала только ради нее.

Эдит временно перебралась в Йоркшир, чтобы изучить архивы сестер Бронте, и мы договорились увидеться в другой раз.

– В самом деле? – изумилась Шэрон. – Это очень любезно с вашей стороны.

– Мне искренне хотелось ее навестить.

– Поразительно. Никто из маминых клиентов не приезжал ее проведать, а про их детей и говорить нечего.

У меня внутри все перевернулось. Получается, Морин не рассказывала Шэрон обо мне. Для меня время, проведенное с ней, было бесценным. А для нее наше общение, похоже, не заслуживало даже мимолетного упоминания. Я была просто дочерью женщины, в доме которой она убиралась.

Я не стала долго с ними сидеть. А когда поцеловала Морин на прощание в припудренную щеку, она снова кивнула – едва заметно, как случайной прохожей, придержавшей ей дверь. Это был наш последний разговор. Вскоре она умерла от пневмонии – как раз перед самым рождением Стеллы. Когда я узнала об этом, три дня смотрела «Соседей», представляя, что она сидит рядом со мной.

– Земля вызывает Шарлотту, – сказал Пит и присел рядом со мной. – Ты как?

– Поймала себя на мысли, что рагу Ирины пахнет просто божественно, – призналась я. Аромат был таким насыщенным, что добрался даже до нашей спальни. Для Ирины не имело значения, что мы ей не родственники.

Пит принюхался.

– Да, аппетитно. Слушай, мне так стыдно. Бедная женщина недавно потеряла дочь. А я так растерялся, когда увидел ее, что даже не додумался выразить соболезнования.

– Но ты отправил ей лилии, – напомнила я. – В любом случае сейчас не стоит напоминать об этой теме – Стелла еще ничего не знает про Бланку.

– А Ирина в курсе, что мы пока скрываем правду от Стеллы?

– Она никогда не говорит о Бланке в прошедшем времени, и кажется, будто та еще жива, – ответила я.

Когда мы вернулись на кухню, Пит от рагу отказался, но присел рядом со Стеллой, пока она с аппетитом доедала вторую порцию. Ирина посматривала на нее с одобрением. Обычно Стелла ела мало, привередливо выбирая отдельные кусочки, но теперь уплетала рагу за обе щеки, не замечая, как соус стекает по подбородку. Когда мы выбирались на природу, Пит иногда – в память об отце – позволял себе отступить от вегетарианства и поджаривал бекон на костре, но в остальное время мясо на нашем столе отсутствовало. Наблюдая за дочкой, я вдруг подумала: а может, она вовсе не привереда, а самая настоящая хищница, мясоедка?

– Бланка любить это блюдо, – сказала Ирина.

За столом воцарилось молчание. Пит разминал шею, затекшую после долгого перелета. Чувствовалось, что он очень устал и болтать с малознакомыми людьми не расположен. Тут мне в голову пришла одна мысль. Я показала Питу муслин, в котором Ирина принесла хлеб.

– Смотри! Ирина завернула хлеб в эту ткань, – сказала я. – Здорово, правда? Тоже своего рода многоразовая упаковка.

– Пластик – это деньги на ветер, – включилась в беседу Ирина. – Надо накрыть миску тарелка, а хлеб завернуть в полотенце.

– Долой пластик, – согласился Пит, заметно расслабившись. – Давно Стелла не ела с таким аппетитом. Спасибо, Ирина, – он улыбнулся ей, и в этот момент я почувствовала внутри редкое, непривычное тепло. Мы вчетвером сидели за одним столом, а Стелла не ковырялась в тарелке и не делила пищу на ингредиенты и крохотные кусочки.

– Когда вы снова сможете прийти? – спросила я Ирину неожиданно для самой себя.

Она улыбнулась.

– Я решать. Я приходить по будням после обеда, пока тебе нехорошо.

– Это было бы замечательно. Вам точно удобно? – Мое сердце подпрыгнуло от радости. – Если вы откажетесь, я пойму, но, может, вы будете забирать Стеллу из школы? – Тогда мне не пришлось бы видеться с Эмми и другими мамашами из ДНШМХ.

Ирина кивнула.

– Я забирать ее из школа. Нужен перерыв от хоспис. Я приносить еще хлеб.

Я не могла поверить своему счастью.

– Правда? Каждый будний день?

Ирина мягко коснулась моего плеча.

– Это хорошо для меня. Ребенок – это надежда. Ты понимать?

– Теперь ты сможешь расслабиться и выносить здорового малыша, – подхватил Пит. Я кивнула. Наконец-то я смогу уделить внимание своему телу, новой жизни в нем, ведь эта замечательная женщина позаботится о моей дочери, и не как приходящая няня, а словно родная бабушка.

⁂

Я вызвалась проводить Ирину. На крыльце я задержалась – нелегко было заговорить о том, что омрачало мысли.

– Стелла не знает, что Бланка ушла.

Ирина взглянула на меня с недоумением, словно не поняла смысла слов.

– Стелла не знает, что Бланка умерла, – прошептала я, хотя Стелла была наверху и не могла нас услышать. – Не могли бы вы при ней не упоминать об этом?

Лицо Ирины ожесточилось на мгновенье.

– Я должна сказать, что