Умница - Хелена Эклин Страница 21

class="p1">На кухне Ирина, не дождавшись моего разрешения, просто поставила тарелку с назуком перед Стеллой. Я совсем не возражала. Наоборот, мне даже нравилось, что она чувствует себя здесь как дома и без лишних церемоний кормит моего ребенка. Мамочки одноклассников Стеллы всегда уточняли, не сидим ли мы на какой-нибудь особой диете, прежде чем что-то предложить. Когда приезжала мама Пита, Дайан, она буквально засыпала нас вопросами вроде: «Это точно можно?» или «Ничего, если я угощу Стеллу вот этим?». А моей маме, если честно, вообще ни разу не приходила в голову идея предложить Стелле перекус.

Хлеб был еще теплым и понравился мне даже больше, чем в прошлый раз. Ирина с сияющей улыбкой наблюдала, как я доедаю последний кусочек, а Стелла уплетает назук. Обычно мать с таким вот восторгом глядит на ребенка, когда он ест что-то полезное, вроде капусты. Сегодня волосы Ирины были уложены в пышный пучок – закрадывалась мысль, что он накладной. Где такие вообще продаются? Она сделала себе полноценный макияж, тщательно прорисовала брови, надела черный кардиган, белую блузку и черную юбку на резинке.

Только когда я доела хлеб, заметила, что все лицо у меня перепачкалось маслом, и мне стало неловко. Я смахнула крошки со стола в ладонь – мне так сильно хотелось есть, что я даже не удосужилась взять тарелку. Потом встряхнула кусок муслина, в который был завернут хлеб, – от многократной стирки ткань стала тонкой, как паутинка, и напоминала мне пеленки, в которые я когда-то кутала Стеллу. И тут до меня вдруг дошло. Раз хлеб теплый, значит, Ирина испекла его недавно, специально для меня, и снова семь раз раскатывала тесто. Вот почему ее так долго не было. Слезы навернулись мне на глаза. Ирина погладила меня по руке.

После еды меня стало клонить в сон. Мы сидели за кухонным столом, и в какой-то момент Ирина вдруг достала свою гобеленовую сумку и раскрыла ее: внутри лежали пестрые клубки пряжи.

– Я учить Стеллу вязать крючком, – объявила она. – В моя семья девочки учиться этому в три-четыре года. Уже очень поздно начинать.

– Очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, это не для нее, – начала я с сомнением. Стелла не любила, когда ей указывали, что и как делать, она предпочитала идти своим путем. К моему удивлению, она, стряхнув с ладошек крошки назука, соскочила со стула и с любопытством заглянула в сумку.

– А что мы будем вязать?

– Что ты хотеть, – ответила Ирина, доставая из сумки крючки, только не пластмассовые, а металлические, словно из другой эпохи. – Давным-давно я учиться вязать с эти крючки, – рассказала она. – Они принадлежать маме мамы моей мамы.

Они вдвоем перешли в гостиную и устроились на диване. Стелла, вопреки моим опасениям, с поразительным вниманием впитывала новые знания.

Ритмично защелкали крючки, а в голове у меня эхом звучала фраза: «мама мамы моей мамы». Тошнота отступила, и самые обыденные ощущения вдруг стали необыкновенно приятными. Я поднялась в спальню и рухнула на кровать. Простыни показались как никогда мягкими, словно их постирали в речной воде и высушили на солнце.

Когда я проснулась, было уже 6:30 вечера. Меня охватила паника – я ведь еще даже не начала готовить ужин! Из кухни доносились приглушенные голоса Ирины и Стеллы и стук ножа по разделочной доске. Щелкнула газовая плита.

Я снова задремала. Разбудил меня чудесный аромат – насыщенный, пряный, такой, какого не купишь ни в одном парфюмерном магазине. Запах привел меня на кухню. Ирина стояла у плиты и что-то помешивала в чугунной кастрюле – ее подарили нам с Питом на свадьбу, но я ей ни разу не пользовалась.

– Гомгуш, – объявила Ирина. Ее щеки порозовели от жара плиты. – Особое праздничное рагу, – пояснила она.

Так вот откуда этот аромат!

– Простите, – начала я, – Стелла должна была предупредить, что мы не едим… – Тут я осеклась. Стелла накрывала на стол: раскладывала приборы и салфетки, сложенные в аккуратные треугольники. Я уловила запах мяты и, кажется, паприки – что-то удивительно знакомое, словно бы из детства, хотя в моем детстве таких кулинарных шедевров и в помине не было: Эдит могла разве что открыть консервы или пакеты с готовой едой. Кухня стала уютной, а окна запотели от жара. Что плохого случится, если Стелла разок попробует мясо? Это все-таки лучше, чем есть холодную картошку в одиночестве за закрытой дверью. На столе лежала ее первая работа – салфетка кремового цвета, уже наполовину готовая. Всего пару часов назад она начала учиться вязать, и вот…

– Потрясающе, – только и смогла сказать я.

– Начальная уровень, – уточнила Ирина. Стелла, похоже, не обиделась на это замечание, хотя привыкла к моим похвалам за любые достижения – даже просто за спуск с горки.

– Ирина говорит, я не выиграю конкурс семи красавиц, – сообщила Стелла, пока Ирина ставила кастрюлю на стол.

– Это такой конкурс красоты? – уточнила я в замешательстве.

– Вязания, – поправила Ирина. – Девочки стараться связать самый лучший чулки как можно быстро.

– А, вот как…

– А сейчас поесть, – велела Ирина. Стелла послушно села за стол, и я вдруг поймала себя на мысли, что она ест на кухне только в присутствии Ирины. Я решила подумать об этом позже, а пока просто насладиться чудом: моя дочь с аппетитом набросилась на рагу. Я наблюдала за ней и вылавливала морковь из своей порции.

– Теперь она расти, – довольно заключила Ирина. Я улыбнулась ей. Сама я не собиралась переходить на мясо, но, может, и впрямь стоило почаще готовить домашнюю еду и превращать ужин в маленький праздник. Мы привыкли к готовым блюдам, но им не хватало души. Может, поэтому Стелла и не хотела есть на кухне, когда мы оставались вдвоем?

Я услышала, как открылась входная дверь, и в дом вошел Пит, усталый, заросший щетиной, но все такой же привлекательный. В этот момент я пожалела, что мы переделали первый этаж в одно большое пространство, убрав все перегородки, – ведь теперь у нас не было отдельной прихожей, где я могла бы перехватить его и объяснить, что происходит.

– Дорогой, ты вернулся! – воскликнула я и подошла, чтобы его обнять. – Это Ирина, мама Бланки.

Ирина встала, вытерла ладони о полотенце, заправленное за пояс, и пожала ему руку. Пит был выше ее почти на голову. Карандаш на ее правой брови немного размазался – видимо, когда она вытирала пот со лба. Мне стало ее жаль.

– Привет, Стелла-Белла, – сказал Пит. Стелла поднялась, утерла на ходу губы рукой и встала перед ним, словно ожидая объятий. Пит на секунду опешил, а потом прижал ее к себе. Мы переглянулись. Случилось настоящее чудо, ведь Стелла никогда не любила обниматься. «Что здесь делает Ирина? И почему наша дочь ест мясо?» – прочла я в глазах мужа. Мы были счастливой парой и понимали друг друга без слов.

– Простите, мы на минутку, – сказала я Ирине и прошла за Питом наверх, в нашу спальню. Он открыл чемодан и принялся доставать оттуда мешочки на молнии, в которых держал свои вещи во время командировок.

Я присела на кровать.

– Разве вы запланировали встречу не на это утро? Как ты так быстро вернулся?

– Нейтан уговорил начальство встретиться с нами в воскресенье за гольфом.

– Как все прошло?

– Вполне удачно, – деловито ответил Пит. – Важно, что мы установили с ними контакт, но надо будет еще вернуться к теме и закрепить ключевые договоренности.

После пары дней с Нейтаном в командировке Пит всегда разговаривал таким тоном.

– Похоже, они готовы к сделке! Это же потрясающе.

– Двигаемся в нужном направлении, – подтвердил Пит.

– Осторожный оптимизм, понятно, – заключила я.

Пит потер щетину на подбородке.

– Стелла теперь ест мясо?

– Ирина приготовила рагу, – пояснила я. – А Стелле, похоже, оно пришлось по вкусу. Я решила, пусть попробует разок. Ты же знаешь, бывают дни, когда она вообще отказывается от еды. Так хоть голодать не будет.

– Ладно, – согласился Пит. – Куда теперь деваться. Но тебе все это разве не кажется немного… странным? Мы ее почти не знаем, а она уже вовсю хозяйничает на нашей кухне.

– Мне стало ее жалко. Вчера она