Кларк и Дивижн - Наоми Хирахара Страница 15

– Какой-нибудь псалом из Священного Писания, – сказала я. – О том, что Бог ведет нас к зеленым пастбищам.

Из гимнов я смогла вспомнить одну только “О, благодать”.

– А может, обойдемся без пения? – наконец решилась спросить я. – Может, органист просто что-то сыграет?

Похоронный агент вроде бы слегка удивился, но, тем не менее, записал мои пожелания.

– И еще ей понадобится место упокоения.

– Ну, мы можем кремировать тело и останки поместить в урну. Вероятно, вы захотите, чтобы она была рядом с вами.

– Мы, скорее всего, захотим ее похоронить.

Хакудзин опустил глаза, словно не в силах смотреть мне в лицо. Потом поднялся из-за стола, поговорил с другим сотрудником и подошел к телефону.

Наконец он вернулся.

– Заупокойную службу вы сможете провести здесь, но с погребением могут возникнуть проблемы. – Я изо всех сил старалась вникнуть в то, что он говорил. – Мы вынуждены настаивать на кремации. Впоследствии вы сами решите, куда поместить прах.

– Это потому, что мы не из Чикаго? – спросила я.

Сутулые плечи агента поникли еще сильней. Все это напомнило мне мать Виви Пеллетье и вообще всех, кто давал понять, что японцы здесь лишние. И, загнанный в угол, он явственно высказал то, что я только подозревала.

– В настоящее время кладбища не принимают тела японцев.

У меня не было сил протестовать; если они отвергают Розу, то и я не хочу, чтобы она покоилась с ними рядом.

– Я бы посоветовал вам обратиться вот к этим людям.

Он протянул мне листок бумаги, на котором под названием “Чикагское японское общество взаимопомощи” значился номер телефона. Мы договорились о том, что похороны состоятся послезавтра, чтобы у них было время получить тело Розы из морга.

Выйдя из похоронного заведения, я направилась в закусочную, где должна была встретиться с Роем. Я чувствовала себя, как мокрая тряпка, вымотанной и опустошенной. Из пустынного Манзанара Чикаго выглядел далеким влекущим огоньком. Но теперь, когда мы очутились здесь, я поняла, что это был лишь мираж, греза, порождение наших отчаянных надежд.

Впрочем, то, что мама вечно твердила о сделанном деле, подтвердилось. Назначив день похорон Розы, я в самом деле ощутила удовлетворение достигнутым, несмотря на неприятный осадок от переговоров в полицейском участке и похоронном бюро. Эти чикагские конторы и впрямь меня вымотали, но зато через несколько минут я буду сидеть в ресторане, где не бывала давным-давно.

Когда я вошла туда, официант, стоявший у двери, протянул мне коробочку с шоколадным драже. Я растерялась, что мне с ней делать, и, как гусыня, застыла на месте, пока Рой не выкликнул меня из выгородки неподалеку.

– Мне дали вот это. – Я протянула ему желтую коробочку.

– Это у греков обычай такой, перед едой съесть что-нибудь сладкое.

Я протиснулась в кабинку и уселась напротив Роя. Он был при галстуке и с напомаженным коком, из которого выбились прядки волос. Не теряя времени даром, я принялась отправлять в рот одну горошинку молочного шоколада за другой. Они были лекарством, в котором я позарез нуждалась, чтобы снова стать той Аки, которую Рой знал до всех перемен.

Мы оба заказали по кофе, и после уговоров Роя, сказавшего, что он меня угощает, я добавила еще свои любимые оладьи. Те, что готовили в лагере, были такими плотными, не прожевать, я ими давилась и потому отказалась от них на целых два года.

– Что в пакете? – спросил он, когда я осторожно положила его на соседнее виниловое сиденье.

– Одежда и Розины вещи из полиции.

– Какого черта, Аки? Зачем ты таскаешь это с собой по всему Чикаго?

– Я пришла сюда прямо из полиции. И из морга. – Не хотелось переживать заново свое столкновение с дежурным Трионфо, и я решила не посвящать Роя в подробности. – Прощание послезавтра в одиннадцать. Будь добр, оповести всех, кого сможешь.

Я считала, что народу придет немного, потому что большинство занято на работе, но Рой заверил меня, что уж он-то непременно там будет.

– Ее кремируют, – объявила я, и голос мой снова дрогнул.

– И неудивительно. Ни одно хакудзинское кладбище не примет тело японца. Точно так же, как и в Лос-Анджелесе.

– Я-то думала, в Чикаго все по-другому. – Рой фыркнул в ответ, а я, помолчав, продолжила: – Мне предложили связаться с Японским обществом взаимопомощи, чтобы урну поместили в их колумбарий.

– Это на кладбище Монтроуз. Там можно оставить урну на время, не навсегда.

– Это далеко?

Тяжко думать, что Роза будет лежать бог знает где.

– Да, на севере. Один немец купил там участок прерии. Но все-таки это еще Чикаго.

– А Эванстон далеко оттуда?

– А ты что, собралась в Северо-Западный университет?

– Там живет Томи. – Рой нахмурился. – Ну, ты знаешь, Томи, бывшая соседка Розы по комнате.

– Зачем она тебе? – Голос Роя прозвучал неоправданно резко.

– Расспросить ее о Розе.

– Не думаю, что ей много известно. В последнее время они с Розой почти что не разговаривали.

Я понять не могла, с чего Рою вздумалось расхолаживать меня насчет моих планов. Заметив, должно быть, что я начинаю сердиться, он подтолкнул ко мне через стол большую коробку.

– Держи. Это тебе и твоим домашним.

Это была коробка шоколадно-карамельных батончиков, целых двадцать четыре штуки, судя по надписи.

– Неужто стащил?

Рой рассмеялся, и я тоже, в ответ. Я не слышала, чтобы Рой смеялся с самых довоенных времен.

– Ты ведь знаешь, что я работаю на кондитерской фабрике, правда?

Принесли оладьи, и мне захотелось плакать. Это были ровненькие румяные кружочки, еще горячие, и от них шел пар, а поверх лежала и таяла лепешечка сливочного масла. Я стала поливать всю стопку кленовым сиропом, поливала и поливала, пока Рой не попросил меня прекратить.

– Ведешь себя, как уличная бродяжка.

– Мне плевать, что там кто-то подумает, – сказала я.

Мама вечно корила меня за неподобающее поведение, и мне осточертели люди, пристающие с советами сдерживать порывы и чинно себя вести.

Я рассказала Рою, как побывала на квартире у Розы и нашла там ее дневник.

– Я и не знал, что Роза вела дневник. Это как-то не в ее духе. – Он поднес кружку с кофе ко рту и, прежде чем сделать глоток, спросил: – Обо мне там что-нибудь есть?

– Нет, – солгала я. Я еще не весь дневник прочитала, но знала, что Рой там упоминается, причем несколько раз. – По крайней мере, ничего такого особенного.

Рой побарабанил пальцами по пластиковой столешнице. Неужели нервничал из-за того, что Роза могла о нем написать? Если коронер прав, то Роза от кого-то забеременела, – а