История и миф - Юрий Викторович Андреев Страница 25

в 21 главе I книги «Истории» Фукидида. Из контекста ясно видно, что под «логографами» Фукидид подразумевает в этом месте всех историков как предшествующего поколения, так и своих современников, писавших свои сочинения не стихами, а прозой. Этим, и только этим, логографы, в понимании Фукидида, отличаются от поэтов, рассказывавших о тех же самых событиях, но уже стихами. Во всем остальном и те и другие одинаково не заслуживают доверия, так как никто из них не был всерьез озабочен поисками истины («...не ошибется тот..., кто в своем доверии не отдаст предпочтения ни поэтам, воспевшим эти события с преувеличениями и прикрасами, ни прозаикам, сложившим свои рассказы в заботе не столько об истине, сколько о приятном впечатлении для слуха: ими рассказываются события, ничем не подтвержденные и за давностью времени, когда они были, превратившиеся большей частью в невероятное и сказочное»). В эту малопочтенную компанию профессиональных лжецов и сочинителей басен Фукидид, вне всякого сомнения, включает и Геродота. В принципе логографом мог быть назван любой писатель, пишущий прозой, например Эзоп или Гераклит. Однако в позднейшей античной литературе это название закрепилось преимущественно за историками старшего поколения. Иногда логографов называют предшественниками Геродота и Фукидида. Вообще говоря, это не совсем верно. Хронологически лишь некоторые из них опережают Геродота (это Гекатей, Акусилай и еще два-три автора). В большинстве своем логографы были современниками Геродота, а некоторые также и Фукидида. Правда, оба эти историка не находят нужным о них упоминать (Геродот ссылается только на Гекатея; Фукидид только на Гелланика Лесбосского). Объяснить это можно отчасти тем, что многие из сочинений логографов были им просто неизвестны (справочников и бюллетеней научной информации в те времена еще не существовало, узнать про нужную книгу, а тем более достать ее было очень трудно, поэтому первые историки предпочитали иметь дело не с книгами, а с людьми; читали они, судя по всему, не так уж много), отчасти же сознательно высказываемым пренебрежением к собратьям по профессии (Фукидид, несомненно, был знаком с трудом Геродота, но по имени его ни разу не называет).

Общую характеристику логографов дает в своем очерке о Фукидиде Дионисий Галикарнасский, историк и ритор эпохи Августа[10].

Уже и этот краткий обзор позволяет сделать вывод о чрезвычайно широком распространении историографического жанра в период, предшествующий Пелопоннесской войне, и о большом многообразии его форм и направлений. Не вдаваясь в детальное рассмотрение всей этой большой группы историков, тем более что о большинстве из них мы почти ничего, кроме имен, и не знаем, попробуем разбить их на классы или группы. В целом в творчестве логографов прослеживаются две основные тенденции. Некоторые из них продолжали линию, начатую Гекатеем в его «Генеалогии», — линию рационалистической переработки и толкования мифов. Эта группа логографов лишь весьма условно может быть названа «историками». Скорее они заслуживают титула «мифографы», как некоторых из них и называли уже в древности, хотя их сочинения, если бы они дошли до нас, несомненно, могли бы принести большую пользу ученым (особенно тем, кто специально занимается историей греческой религии и мифологии). Примером этой разновидности логографов могут служить два автора: Ферекид с острова Лероса и Акусилай, уроженец Аргоса. Первый из них жил около середины V в., второй, видимо, несколько раньше — в первой половине того же столетия.

Ферекид считается автором большого сочинения из 10 книг, которое в позднейшей литературе называется по-разному: «Истории», «Генеалогии», «Автохтоны». Судя по всему, это было едва ли не первое в греческой литературе связное изложение важнейших мифологических циклов греческой древности. Основная цель, которую ставил перед собой Ферекид, заключалась в том, чтобы систематизировать древние сказания, по возможности устранив и сгладив все существующие между ними противоречия. В рамках этой задачи Ферекид позволяет себе критику мифологической традиции, как правило, очень робкую в сравнении даже с приемами Гекатея. Так, в списке аргонавтов он заменяет Орфея на менее известного Филаммона, поступая таким образом из хронологических соображений: во время плавания Арго Орфей был занят какими-то другими делами и, следовательно, не мог участвовать в славном походе. Еще один пример такой же редакции мифа в сочинении Ферекида. По преданию, Аполлон перебил циклопов за то, что они снабдили Зевса молниями, которыми он убил сына Аполлона Асклепия. Ферекид не согласен с этим: он считает, что Аполлон не мог истребить циклопов, так как тогда было бы непонятно, откуда берутся молнии, которыми Зевс пользуется в настоящее время. Стало быть, разгневанный бог ограничился тем, что перебил сыновей циклопов, но оставил в живых их самих.

Гораздо дальше Ферекида заходит в своем критическом отношении к мифологии Акусилай Аргосский, хотя жил он, по-видимому, раньше. Он, например, не допускает, что Зевс мог превратиться в быка лишь для того, чтобы похитить Европу. Это было бы недостойно царя богов и людей. На самом деле Зевс подослал к Европе специально выдрессированного быка, который и увез финикийскую царевну на Крит. Золотое руно вовсе не было золотым. Оно приобрело золотистую окраску, потому что долгое время находилось в морской воде, содержащей в себе золото и пурпур. Забавна попытка Акусилая пересмотреть вопрос о причинах Троянской войны. Главной причиной была, по его мнению, не благосклонность Афродиты к Парису за его решение в знаменитом третейском суде, а стремление этой богини помочь своему сыну Энею вытеснить род Приама и самому стать царем Трои. Похищение Елены, которое народная молва приписывала исключительно тщеславию Афродиты, по Акусилаю, объясняется особыми соображениями политического порядка, и, таким образом, сказка подымается на уровень истории.

Методика рационалистического перетолковывания мифов, разработанная Гекатеем, Акусилаем и другими логографами, впоследствии (уже в IV в.) нашла широкое применение в трудах знаменитого Евгемера, который превратил в людей всех богов Олимпа. Однако нельзя забывать и о том влиянии, которое эти приемы могли оказать и на создателей классической греческой историографии: Геродота и Фукидида.

В чисто научном плане намного более плодотворной была деятельность другой группы логографов, которые заслуживают того, чтобы быть названными настоящими историками. В отличие от Ферекида и Акусилая их интересовали преимущественно современные события или события недавнего прошлого, происходившие в Греции и на Востоке. Историки этой группы продолжают линию конкретного историко-географического исследования, начатую Гекатеем в его «Землеописании». Сюда можно отнести, например, Харона из Лампсака. Он написал историю Персии и довел свой рассказ вплоть до времени Артаксеркса I (60-е гг. V в.). Харон, таким образом, может считаться конкурентом Геродота, поскольку он писал в значительной мере о тех же событиях, хотя, вероятно, оценивал их под другим углом зрения. Кроме того, Харон был зачинателем особого историографического жанра, который получил