Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню Страница 8

в жилах. Видит: в сотне ярдов от лодки по воде скользит в лунном свете тот же туманный силуэт. Лодочник повернул румпель, они подошли ближе, чтобы получше разглядеть лицо – оно было бледное, залито водой. Женщина стояла по пояс в воде, прямая, как шест, и держала на руках худенького малыша. Лодка приблизилась – она взглянула на них и презрительно осклабилась. Они обмерли от страха, не знали, что и думать. Лодочник подошел поближе, насколько мог, и викарий перегнулся через планшир, чтобы схватить ее, а она наклонилась, протянула ребенка и вдруг как завизжит! Викарий с лодочником зажмурились от испуга, а открыли глаза – ее и след простыл. Вдумавшись хорошенько, они поняли, что женщина была неживая – иначе как ей удалось подняться так высоко над водой? Лодочник направил лодку прямо к берегу, против ветра, и всю дорогу они усердно молились, отгоняя призрак. Даже за все состояние Мардайксов не согласились бы они еще раз взглянуть в лицо ужасному привидению. А через пару лет призрака видели на том же самом месте торговцы, возвращавшиеся с ярмарки в Джилленстене. С тех пор про Змеиный остров идет дурная слава, и с наступлением ночи никто не отваживается подойти близко к нему.

– А что вы знаете о том Фельтрэме, что ездит с баронетом по заграницам? – спросил доктор.

– Говорят, ни рыба ни мясо, никчемный человек, простофиля, длинный, как жердь. По крайней мере, был таким, когда уезжал, – ответил Ричард Тэрнбелл. – Фельтрэмы с Мардайксами родня, сами понимаете, потому в округе до сих пор не забывают о печальной судьбе той девушки. А этот юноша – внук того паренька, что оставили на попечение моего деда.

– Правнук. Внуком был его отец, – поправил мистер Пирс. – Он служил в армии и умер в Вест-Индии. Филип Фельтрэм – последний в своем роду. Его линия считается незаконной, и лет восемьдесят назад все, что осталось от имения Фельтрэмов, отошло Мардайксам, так что Филип находится на содержании у сэра Бейла. Приятно сознавать, джентльмены, что, несмотря на все истории, что мы слышали о сэре Бейле, единственная вещь, которую мы знаем наверняка, свидетельствует о его доброте.

– Разумеется, – согласился мистер Тэрнбелл.

В эту минуту на улице зазвучал рожок. Из почтовой кареты, подкатившей к дверям «Святого Георгия и Дракона», вышел пассажир с многочисленным багажом.

Дик Тэрнбелл поднялся и с тщательно рассчитанной поспешностью вышел в парадное. Доктор Торви проводил его до дверей, из которых открывался хороший обзор всей передней, и заметил, что Том с мальчиком-рассыльным внесли множество брезентовых саквояжей и сложили их высокой грудой в углу у перил. Только честь мундира не позволила доктору самому выйти в холл и прочитать ярлыки на саквояжах, иначе мистер Торви вряд ли сумел бы сдержать любопытство.

Глава III

Филип Фельтрэм

Приезжий уже вошел в переднюю «Святого Георгия», и до ушей доктора Торви донеслись обрывки его разговора с мистером Тэрнбеллом. Доктору, занимавшему в Голден-Фрайерсе довольно заметное положение, отнюдь не улыбалось, чтобы его застукали подслушивающим у дверей, так что он покинул свой наблюдательный пост, тихонько прикрыл дверь и, вернувшись в кресло у очага, вполголоса сообщил приятелям, что в таверну прибыл новый постоялец и, хоть доктор и не слышал, о чем шла речь, не исключено, что он потребует отдельную комнату. А чемоданов у него столько, что впору из них новую церковь построить.

– Только не надейтесь, что к нам на борт поднялся сам сэр Бейл, – заявил Эмеральд, который непременно последовал бы вслед за доктором к дверям – ибо ни в одной деревне не найдете вы отставного капитана любопытнее нашего друга, – если бы его деревянная нога при ходьбе по полу не издавала громкого стука, несовместимого, как он убедился на собственном опыте, с соблюдением тайны.

– Быть того не может, – согласился доктор. – Чарли Туайн все про него знает, чуть не каждый день письма получает. Он говорит, сэр Бейл приедет не раньше десятого. Держу пари, это просто заезжий путешественник. Какого черта Тэрнбелл там застрял? Знает ведь, что друзьям невтерпеж услышать, кто к нам пожаловал.

– А я держу пари, Дикки к нам сюда не заглянет. – Поймав на себе взгляд глухого мистера Холлара, капитан кивнул, указал на игровой столик и потряс воображаемым стаканчиком с костями. Тихий старичок просиял, капитан выложил на столик коробку для триктрака, и вскоре сии достопочтенные горожане углубились в игру. Из-за столика то и дело доносились азартные возгласы «Два – пять!» или «Четыре – один!», перемежаемые сочным перестуком костей, извечным аккомпанементом древней игры. Холлар то и дело выбрасывал крупные камни или даже дубли, а честный капитан, видавший виды и похуже столь удачных ходов в самом начале игры, проклинал счастливую звезду противника и, призывая друзей в свидетели, презрительно насмехался над ним, изрыгая ругательства так громко и отчетливо, что стороннему наблюдателю, незнакомому с глухотой вечно улыбающегося Холлара, показалось бы, что капитан дурно воспитан. В этот миг дверь распахнулась, и на пороге появился Ричард Тэрнбелл. Он подвел вновь прибывшего постояльца к свободному месту за дальним концом стола подле очага.

Незнакомец вошел бочком, пугливо, словно прося прощения неизвестно за что. Долговязая, слегка сутуловатая фигура, доброе и немного горестное выражение бледного вытянутого лица говорили об уступчивом, робком характере.

Он поблагодарил хозяина и украдкой обвел взглядом любопытных гостей, словно полагал, что не имеет права нарушать покой столь почтенной компании.

Капитан, делая вид, что поглощен игрой, внимательно изучал незнакомца из-под седых кустистых бровей; да и доктор не преминул бы по возвращении домой описать миссис Торви каждую вытачку на костюме удивительного гостя.

Скромностью и унынием наряд незнакомца не уступал его осунувшемуся лицу.

На плечи гостя был наброшен короткий черный плащ, голову украшала высокая фетровая шляпа иностранного покроя, на тощих лодыжках поблескивали кожаные гетры; незнакомец чем-то неуловимо напоминал соломенное чучело Гая Фокса, что с песнями сжигают на костре в праздник раскрытия Порохового заговора.

Никто из собравшихся не знал толком, как выглядит баронет. Доктор и старый мистер Пирс сохранили смутные воспоминания о давно уехавшем помещике; несомненно, новый постоялец не только не имел с сэром Мардайксом ни малейшего сходства, но и являл ему полную противоположность. Баронет, как говорили те, кому посчастливилось увидеть его, был смугл, ростом не выше среднего, ходил и говорил весьма решительно. Гость же, напротив, был высок, бледен и производил довольно жалкое впечатление. Так что этот разорившийся торговец на ярмарке жизни, у которого наверняка все валилось из рук, никак не мог быть сэром Мардайксом.

Незнакомец прихлебывал чай – этот жидкий напиток,