Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню Страница 7

– Верно, о том случае говорить будут дольше, чем нам суждено услышать, – подтвердил трактирщик. – Я за байку гроша ломаного не дам, если ее рассказывают про дурного человека. – Он слегка звякнул ложкой о стакан, давая знак Тому, вернувшемуся с грогом для капитана, наполнить его пуншем. – Сэр Бейл с нашим домом подружится, наверняка подружится. А почему бы и нет? «Святой Георгий и Дракон» принадлежал нашей семье со времен Карла Второго. В тугие времена, что нынче зовутся Реставрацией, трактиром владел Уильям Тэрнбелл. Он-то и арендовал дом у тогдашнего помещика, сэра Тони Мардайкса. Они тогда всего лишь рыцарями были, еще не баронетами. Баронетами их сделали при Георге Втором, их имена значатся в титульных списках дворянства. Аренда оформлена честь по чести на имя Уильяма Тэрнбелла, прибывшего из Лондона. Он пристроил конюшни – о том в арендном договоре написано. С тех пор у заведения была только одна вывеска – «Святой Георгий и Дракон», ее вся Англия знает, и только одни хозяева – Тэрнбеллы. С тех дней и поныне таверна принадлежит Тэрнбеллам, и никто не скажет, что они были дурными людьми. – Гости дружно зааплодировали в знак согласия. – И в церковь исправно ходили, и пиво варили доброе, и постояльцев привечали на славу – это говорю вам я, Ричард Тэрнбелл. И пока мы платим за аренду, никто не в силах выставить нас отсюда, ибо наша семья неотделима от «Святого Георгия и Дракона», от приусадебного участка, от наших двух полей и скота, что пасется на выгоне, точно так же, как сэр Бейл Мардайкс – от своего имения и усадьбы. Поэтому Мардайксы обо мне ничего, кроме хорошего, сказать не смогут. «Святой Георгий» и Мардайкс-Холл всегда были добрыми друзьями, и я не собираюсь ломать старинный обычай.

– Хорошо сказано, Дик! – воскликнул доктор Торви. – Согласен с тобой. Да только нынче здесь ни души посторонней нет, все свои, старые друзья, а ты сам себе хозяин. И разрази меня гром, если ты не расскажешь нам историю об утопленнице слово в слово так, как услышал ее от отца.

– Давай, шкипер, да не забывай наполнять наши стаканы! – крикнул капитан.

Мистер Пирс умоляюще смотрел на трактирщика. Что же касается глухого мистера Холлара, не проявлявшего к рассказу никакого интереса, то от него незачем было ждать подвоха; тихого старичка, уютно попыхивавшего трубочкой, друзья считали не более чем безобидным предметом обстановки.

Ричард Тэрнбелл поставил возле себя кувшин с пуншем и бросил взгляд через плечо. Дверь была заперта, огонь полыхал ярко, пунш испускал непередаваемый аромат, лица друзей горели живейшим нетерпением. Трактирщик промолвил:

– Что ж, джентльмены, если вам угодно услышать мою повесть, не вижу в том большой беды. Как бы то ни было, давно пора исправить ошибки в расхожей легенде. Случилось это девяносто лет назад. Отец мой был тогда мальчишкой; я не раз слышал его рассказ в этой самой комнате.

Он заглянул в стакан и задумчиво помешал пунш.

Глава II

Утопленница

– Рассказ мой прост, джентльмены, – начал трактирщик. – Я вас надолго не задержу. Жила-была юная красавица по имени мисс Мэри Фельтрэм о’Клустедд. Была она последней в своем роду, сильно обедневшем. Нынче от дома остались одни стены; в залах растет трава, крыши увиты плющом. Никто из ныне живущих не видел дымка над его трубами. Стоит он на том берегу озера, у подножия горы Мейден-Феллз, возле устья лощины, среди вековых деревьев. Его хорошо видно в подзорную трубу с пристани Мардайкс-Холла.

– Я там сто раз бывал, – вставил доктор.

– Семьи Мардайксов и Фельтрэмов жили дружно. В каждом роду было и плохое, и хорошее, но Мардайксы в те времена слыли людьми необузданными. И когда умер старый Фельтрэм о’Клустедд, его дочь осталась на попечении сэра Джаспера Мардайкса. Досталось же ей, бедняжке! Он был двадцатью годами старше нее, и ни одна женщина его по доброй воле не полюбила бы – так он был уродлив, ростом мал и смурен.

– Мрачен то есть, – пояснил доктор Торви капитану.

– Но, говорят, было у рода Мардайксов старинное кольцо, запятнанное кровью. Оно обладало магической силой. И случилось, что бедная девочка всем сердцем влюбилась в старика. Кто говорил, они поженились, а кто уверял, что жили в грехе, без пасторского благословения. Но, как бы то ни было, слухов ходило много, и девушка не осмеливалась показаться на людях. А потом и детишек двое родилось. Как только бедняжка не молила баронета заключить законный брак! Но он оставался глух: ему претила мысль дать ей свое имя, и детям досталась фамилия матери. Суров был старый Мардайкс, всегда на своем настоит. В конце концов, как это часто бывает, девчонка ему надоела, он надумал жениться на леди из рода Барнетов и решил избавиться разом и от воспитанницы, и от малышей. С тех пор ни ее, ни детей в Мардайкс-Холле не видали. А старшего мальчика отдали на воспитание моему прадеду в «Святой Георгий и Дракон».

– Выходит, тот чудак Филип Фельтрэм, что путешествует с сэром Бейлом, его потомок? – спросил доктор.

– Внук, – пояснил мистер Пирс, на мгновение расставшись с трубкой. – Последний в своем роду.

– Ни одна живая душа не знала, куда исчезла девушка. Кто говорит, уехала за тридевять земель, кто говорит, он ее упрятал в сумасшедший дом; короче говоря, никто в Мардайкс-Холле не видал больше бедняжку. Но жил в те времена в Маултри некий мистер Уигрэм, и служил он, подобно нашему капитану, в королевском флоте. Однажды поутру пришел он в город нанять лодку и говорит: «Нынче утром посмотрел я в подзорную трубу на Змеиный остров, вижу: ярдах в ста пятидесяти от берега женщина стоит, аккурат там, где наш капитан Эмеральд рассказывал. Стояла она по колено в воде и держала на руках ребенка». Люди вышли на лодке в озеро, но никто эту женщину найти так и не смог, и сам капитан Уигрэм тоже. Но на следующее утро он снова увидел ту женщину, и лодочник тоже ее видал. Они поплыли ей навстречу, работая веслами что есть мочи, но прошли с милю, глядь – женщины как не бывало. Они вернулись. Другим, кто видел ее, был здешний викарий, позабыл его имя. Как-то раз отправился он на тот берег озера отслужить похоронную службу в Мортлокской церкви. Возвращался под парусом, затемно, и, едва миновав Змеиный остров, услыхал предсмертный крик, такой пронзительный, что кровь стыла