Девушка из хорошей семьи - Юкио Мисима Страница 5

его дочь ничего не хочет. Слушая, что рассказывают о своих дочерях друзья или сослуживцы, он понимал, что те ни на минуту не дают отцам передышки, требуя: «хочу машину», «хочу лыжи», «хочу модное платье», «хочу туфли» и так далее. То была крайность, но и отсутствие желаний у Касуми тоже выглядело крайностью. Она почти ничего не просила. Ититаро готов был покупать ей что угодно, но Касуми по собственному почину даже не ходила на выступления зарубежных музыкантов или танцоров.

При этом нельзя сказать, что она жила скрытно, замкнувшись в себе. Она всегда была приветливой и спокойной; если ее приглашали в гости, танцевала там. Ититаро не понимал этого странного сочетания. Его беспокоило, что столь идеальное поведение дочери может помешать ее замужеству.

Беспокойство усиливалось, и в конце концов Ититаро решил вмешаться. Специально зашел к ней и, заглянув в раскрытый учебник, заметил:

– Наверное, сложно зубрить такие вещи?

– Ужасно! А что, папа, ты сегодня вечером уже все выпил и больше заняться нечем? – невольно улыбнувшись, ответила Касуми.

– Ты что здесь делаешь? Нельзя ей мешать. – Вошла мать, принесла чай и выпроводила встревоженного отца.

Оставшись в одиночестве, Касуми с полчаса не возвращалась к занятиям. Она медленно, по дольке ела мандарин и размышляла:

«Отец с этой своей заботой о семье… вечно он суетится. И что он так нервничает? В семье все хорошо, у дочери тоже».

Касуми презрительно усмехнулась. Тут ей в глаз попал сок мандарина. Некоторое время она сидела, зажмурившись, и вдруг почувствовала, как на глазах выступили слезы, потекли по щекам.

«Если отец опять войдет, точно переполошится. Наверняка решит, что я отчего-то страдаю и потому плачу».

Хотя в душе Касуми вовсе не страдала, она не переживала, что ее могут неправильно понять. Было замечательно осознавать, что отец за нее беспокоится. Все-таки приятно втайне знать, что, не совершая ничего предосудительного, ничего греховного, она способна заставить человека тревожиться!

Да, Касуми не терзалась угрызениями совести. Не сожалела, что пренебрегает занятиями, но и радости при этом не испытывала. Она подняла взгляд на висевший на стене календарь: на февральской странице была цветная фотография – обледеневшее дерево на фоне синего неба. Дерево утратило изначальный, соразмерный облик, выглядело печальным, жутко изогнутым, будто в какой-то момент накопившиеся в нем чувства, застыв, передались форме.

Касуми вдруг вспомнила станцию «Токёэки»: сердитую, напряженную женщину, по виду гейшу, и мрачное лицо Саваи. После той случайной встречи Тиэко этой темы не касалась, у Касуми тоже не было причин ее обсуждать, поэтому она не понимала, как все обстоит на самом деле. Тем не менее в памяти, даже когда она готовилась к экзаменам, порой всплывали эти лица, похожие на обледенелые деревья человеческой души.

4

После экзаменов стало ясно, что задумал Ититаро. Он задался целью устроить для Касуми танцевальный вечер – небывалый случай в их семье.

Касуми озадаченно смотрела на отца, решившего таким образом скрасить ее тяжелую жизнь. Естественно, после долгих и упорных уговоров он все-таки добился ее неохотного согласия. Однако с остальными все прошло не так гладко. Касуми оставалась равнодушной, мать, Каёри, в конце концов подчинилась воле мужа. И лишь когда Ититаро объявил:

– Касуми позовет университетскую подружку. Что до кавалеров, Саваи, Маки, Одзаки придут с удовольствием, – Касуми вдруг охватило приятное предвкушение. Приедет мужчина, чьей тайной она владеет, – мужчина, которому она может внушить тревогу!

– Я по возможности постараюсь прийти, а присматривать за вами будет мать. В Америке на таких вечеринках мать за всем следит, – пояснил Ититаро.

И вот наступил этот день. Мероприятие должно было состояться вечером в субботу, Масамити с женой и Тиэко пришли пораньше помочь.

Стоял ясный день, но дул сильный северный ветер. Он трепал в саду листья на стоявших пока без цветов камелиях, и в лучах солнца эти листья отсвечивали глянцем, окрашивая увядший газон в зеленоватый цвет.

Касуми вместе с матерью, Акико и Тиэко изо всех сил трудилась на кухне, готовя канапе и сласти, Масамити в гостиной, где будут танцы, настраивал проигрыватель.

Закончив часть работы, Касуми и Тиэко прямо в цветастых передниках забежали в комнату Касуми пошептаться. Тиэко веселилась, словно у себя дома, и куда больше походила на хозяйскую дочь. Она явно изголодалась по домашним удовольствиям.

– Может, нам с тобой поменяться семьями? – проворчала Касуми.

Тиэко с восторгом разглядывала стол Касуми, трогала все, как ребенок. «Какой хороший нож для бумаги»; «А закладка с картинкой Ниагарского водопада – вот уж не думала, что у тебя такая»; «Красивый конверт. Пошли мне в таком письмо»; «А пресс-папье! Прямо синий водоворот за стеклом. А вот так словно вода движется»… и все в таком духе.

– Если хочешь, забирай все, – отчаявшись, сказала Касуми. – Мне не нужно. Вот как он придет сюда после того, что было на станции «Токёэки»? С каким лицом покажется?

– Не издевайся над ним уж слишком, жалко ведь.

– Ты ему еще и сочувствуешь?!

– Вовсе нет, он же такой развратник.

– Мне просто интересно, как он станет притворяться. Слушай, ты ведь его еще в нашем доме не видела. Он отлично притворяется. Прямо образец здорового, безупречного юноши.

– Как подумаю, что он мой родственник, грустно становится. Но я-то не притворяюсь.

– Да это понятно.

Приятное волнение перед танцевальным вечером постепенно охватило даже Касуми. Она несколько раз смотрела на часы, думала о непривычных для себя вещах: например, сочувствовала гостям – гостиная небольшая, места для танцев мало. И нервничала в ожидании чего-то.

В сумерках начали появляться гости. Мать должна была сидеть в гостиной и надзирать за молодежью, но включенный на полную громкость звук грохотом отражался от стен, так что вскоре у нее разболелась голова и она ушла.

– Я не могу больше здесь находиться, как-нибудь аккуратно скажи отцу. Я ведь долго вас сторожила. Да и отец сегодня вечером на банкете – вернется, пожалуй, поздно.

– Ладно, положись на меня. – Касуми постучала себя кулаком в грудь.

Посреди этого разговора в вестибюле опять раздался звонок. Касуми открыла дверь, и прямо на пороге ей в лицо уткнулся букет белых зимних роз. За букетом стоял Саваи и обаятельно, приветливо улыбался. Касуми не могла вымолвить ни слова.

«Я проиграла. Да, точно, этот человек – актер на голову выше меня. Ну ничего, подожди немного, и я тебе такое устрою», – про себя решила Касуми, даже не задумавшись, с чего вдруг в ней взыграл этот дух борьбы. Она сверлила Саваи взглядом, пытаясь уловить запах станции «Токёэки».

Однако улыбка так и сияла на