Воспоминания о будущем - Элена Гарро Страница 29

Спустя много лет я вижу их так же ясно, как и тем вечером. Изабель, стоящая в центре сцены. Уртадо, рядом с ней, словно ошеломленный внезапным и болезненным воспоминанием. Николас и Хуан с лицами, на которых застыл вопрос. Кончита, сидящая в зале в ожидании, когда ее вызовут на сцену. Я прохожу по дому и нахожу в гостиной доньи Матильды цветные ленты, накидки, недошитые мантии. Я возвращаюсь в павильон и все еще слышу фразу Изабель, на которой она осеклась: «Посмотри на меня, прежде чем я превращусь в камень!»

Слова Изабель открыли темную и безнадежную бездну. Они все еще отзываются эхом в павильоне, и тот момент изумления все еще там, как знак судьбы. Братья и сестра глядят друг другу в глаза, как будто видят себя детьми, скачущими на резвых лошадках у кладбищенской ограды, и связывает их нечто тайное и невидимое. В их глазах что-то бесконечно трагичное. Они всегда казались готовыми к смерти и с детства вели себя так, будто были бессмертны.

– Что случилось? – спросила донья Ана, испуганная внезапной тишиной и затуманенными взглядами детей.

– Ничего… Я подумала о чем-то ужасном, – ответила Изабель, продолжая смотреть на братьев, которые не сводили с нее глаз.

– Кто-то умер, – сказала дона Матильда, перекрестившись.

– Да, – отозвалась Изабель бесцветным голосом.

После этого продолжили репетировать до поздней ночи.

XII

Заклятие было разрушено, и впервые у нас появилось нечто иное, помимо несчастий. Что-то наше собственное, чем мы могли заниматься и о чем думать. Волшебство, распространившееся по павильону дона Хоакина и доньи Матильды, за несколько дней преобразило Икстепек. Мои жители говорили о «театре» с восхищением, считали дни до премьеры и удивлялись, почему раньше мы лишали себя такого развлечения. «Во всех городах есть театры, и они работают каждый день. Это естественно», – заметила сеньора Кармен.

– Кармен права, не понимаю, как нам самим не пришло в голову устроить театр. Жили, как дикари. Какой ужас! Ты знала, что дикари до сих пор существуют? Сегодня я читала в газете о путешественниках, которые съели друг друга на Северном полюсе. Мол, им было холодно! Глупости. Мы тоже из-за жары могли бы съесть кого-нибудь, но ведь не съели. Ты читала об этом, Кончита?

Донья Эльвира, вернувшись с репетиции, весело болтала, сидя перед зеркалом у туалетного столика.

– Нет, мама, не читала.

– Прочти, может, тебе придет в голову то же, что и мне.

И Эльвира, мечтательно держа в руке расческу, с нежностью смотрела на свое круглое, аппетитное плечико.

– Наверное, мясо белых людей очень сладкое. Мне пришло в голову, что оно имеет вкус флана, – продолжила она.

– Мама!

– А каков на вкус Томас Сеговия? Он все-таки темный, что бы он там ни говорил на сей счет. Заметила, что он не ходит на репетиции? Завидует Уртадо, потому что сам не догадался собрать труппу.

И донья Эльвира заснула, даже не вспомнив о Хулии. Ей снились новые и легкие сны.

Мы забыли про балконы отеля «Хардин», и теперь все наше внимание было приковано к балконам доньи Матильды. Те дни были полны удовольствия. Успокоились и военные. Загадочная смерть Дамиана Альвареса стала передышкой для ревности Росаса. Лишь Хулия продолжала оставаться невозмутимой, она замкнулась в своей грусти.

К прежним, дотеатральным дням нас вернуло ее внезапное появление на публике. Облаченная в одно из своих серебристо-розовых платьев, усыпанных мелкими прозрачными кристаллами, сверкающими, как капли воды, в украшениях, обвивающих шею, с волосами, окутанными дымкой, покачивающимися, как легкие перья на затылке, Хулия сделала несколько кругов по площади, едва опираясь на руку Росаса. Генерал шел рядом с ней с таким почтением, будто вместе с рукой своей возлюбленной держал всю невыразимую красоту ночи. Лицо Хулии оставалось бесстрастным. Перед ними расступались люди, и любовница генерала двигалась сквозь толпу и тени деревьев, точно ярко освещенный корабль. Франсиско Росас проводил ее на привычное место. Хулию тут же окружили обожатели, радуясь возможности с ней поговорить. Женщина едва отвечала на комплименты. Она внимательно изучала площадь. Генерал, стоя за скамейкой, на которой сидела его пассия, наклонился к Рафаэле – та говорила, пытаясь перекричать музыку:

– Как же я счастлива! Вот и кончились плохие дни!

И, будучи суеверной, она наклонилась, чтобы прикоснуться скрещенными пальцами к каблучку своего сапога. Росас улыбнулся.

– Как же красив мир! – продолжила Рафаэла, наслаждаясь впечатлением, которое произвела ее фраза на генерала. – Как здорово любить, правда?

Росас кивнул и предложил ей сигаретку.

Девушка взяла сигарету с легкомысленной грацией и прикоснулась к руке Росаса в благодарственном жесте. Радость Рафаэлы передалась и ее сестре. Франсиско Росас расцеловал обеих в щеки и заказал всем выпивку. Только Луиса, казалось, была чем-то недовольна и совершенно не разделяла радость генерала. Когда Росас протянул ей напиток, она отказалась:

– Спасибо, я не хочу!

С появлением Хулии площадь наполнилась огнями и голосами. Женщины кружились в танце и весело щебетали; мужчины, не решаясь взглянуть на красавицу генерала Росаса, проходили мимо, вдыхая аромат жасмина, которым была пропитана ночь. А что же Хулия? Кого она ожидала увидеть? Для кого оставила едва заметную улыбку?

Она внимательно осматривала площадь, стараясь скрыть волнение. Даже прошлась немного, отдалившись от поклонников. Женщина провела на площади не более получаса, после чего, разочарованная, попросила вернуться в отель. Росас наклонился к ней и прикоснулся кончиками пальцев к ее волосам. Похоже, он был готов уступить.

– Ты же только что пришла! – посетовали близняшки.

– Я хочу уйти, – ответила Хулия.

Она встала, повернулась к Росасу и что-то сказала ему на ухо.

– Останься еще немного!

– Вечно она всем портит настроение!

– Пусть идет, раз ей надо! – прокомментировала Луиса.

– Я просто устала, – возразила Хулия.

Она решительно развернулась, готовая вот-вот уйти.

Вдруг на площади появилась шумная компания. Громко и заразительно смеясь, к гуляющим присоединились юные Монкада. С ними были Фелипе Уртадо и Кончита. Помню, как Николас воскликнул: «Изабель, один песо за смех!» – и показал сестре серебряную монету, которую она тут же и выиграла, запрокинув голову и легко рассмеявшись.

Хулия заколебалась.

– Останься! Смотри, народ собирается, – попросила Рафаэла.

– И чего это они так веселятся? – поинтересовалась ее сестра.

– Поди, угадай! Иногда мне так и хочется познакомиться с местными, – ответила Рафаэла.

Хулия вновь присела на скамейку, приняв равнодушный вид.

Когда Монкада с друзьями прошли мимо, Уртадо чуть замедлил шаг и перестал смеяться. Хулия на него даже не взглянула. Однако лицо генерала Росаса, еще минуту назад спокойное, исказилось от недовольства.