Воспоминания о будущем - Элена Гарро Страница 24

– Да, да, что-то должно случиться! Идите, идите, не задавайте вопросов, – отвечал дон Пепе любопытным, которые подходили к нему, желая хоть что-нибудь выведать.

«Что-то должно случиться», – проговорила Лучи, когда Дамиан Альварес вышел из ее комнаты. Ей хотелось, чтобы слова эти прозвучали как предвестие катастрофы, однако они не потревожили грязный воздух ее жилища. Лучи заломила руки и беспокойно заерзала на смятой постели. Солнце ярко светило в окно, и нищета комнаты показалась ей невыносимой. «Как я устала, что-то должно случиться», – снова подумала она и испугалась своих мыслей. Она боялась, что тот самый день наступил. «А если это случится сегодня?» Лучи закрыла лицо руками. Она не хотела вспоминать, как окончила свою жизнь Пипила. «Нож ошибся телом», – сказала она в тот день самой себе, стоя перед убитой. С тех пор в ней поселился невыразимый страх, который вынуждал ее уступать воле других. Она опасалась спровоцировать преступление, которое подстерегает каждого из нас. Лучи села на кровати и осмотрела хрупкость своей кожи и своих костей. Сравнила мягкость своих колен с прочностью прутьев на изголовье кровати и почувствовала болезненную жалость к себе. «Этот Дамиан так и нарывается, чтобы его убили…» Лучи вспомнила молодого человека, как он голый рыдал из-за Антонии, любовницы Хусто Короны. Она знала, что больше его не увидит. Что до Антонии, то Лучи пару раз видела издалека светлые волосы девушки и смутные очертания ее лица. Антония, конечно, знать не знала о том, как горько сожалел Дамиан Альварес, что в ту ночь не увез ее с собой, а передал Короне. Единственной в Икстепеке, кто об этом знал, была она, Лучи. Альварес сам ей рассказал в постели, как жалеет об упущенном шансе и как хочет вытащить Антонию из «Хардина». «Даже не пытайся, тебя убьют!» – воскликнула Лучи, испугавшись за хрупкое тело Дамиана.

В день убийства Лучи вошла в комнату Пипилы. «Она мертва!» – сказал Дамиан и поднял руку мертвой женщины, не веря собственным глазам. Рука покойницы безжизненно упала на ее окровавленную грудь. «Не думал, что она будет такой покорной», – произнес Дамиан, глядя на Лучи по-детски невинно. Лучи посмотрела на него, голого и напуганного собственным преступлением, затем обратила внимание на кожу убитой, такую же, как и у Дамиана, и вышла из номера, точно сомнамбула. Ей и в голову не пришло вызвать полицию; уверенность, что нож может оставить ее саму в такой же кошмарной неподвижности, погрузила Лучи в мрачное состояние. Дамиан Альварес, как и все мужчины, которые с ней спали, искал в ее теле другую и ненавидел ее за то, что не находил. «Шлюхи обречены на одиночество», – говорила себе Лучи, когда мужчины, спавшие с ней, рассказывали о «другой»; они все сливались в одного мужчину; ее собственное тело, комната и слова исчезали, и оставался лишь страх перед неизвестным. Ее действия совершались в пустоте, и каждый спавший с ней мужчина был никем. «Что я здесь делаю?» – сказал Альварес и отвернулся от нее. «Ты здесь, потому что ищешь беду на свою голову». Ночью офицер едва не полез в драку с пьяницами в борделе, и Флорес, испугавшись, отвел его прямо в постель к Лучи. «Трижды она просила меня забрать ее…» – пожаловался Альварес, и Лучи дала ему выплакаться. Она сидела на кровати и курила одну сигарету за другой, пока Дамиан Альварес рыдал из-за любовницы Хусто Короны. «Если увезешь ее из отеля, это будет стоить тебе жизни. Лучше беги из Икстепека». Дамиан с яростью посмотрел на Лучи: «Да что ты знаешь о любви, потаскушка!» И ушел, хлопнув дверью. Комната погрузилась в тишину. Солнце освещало скудную обстановку комнаты, и казалось, что мебель висит в воздухе, отделившись от стен. «А вдруг это случится уже сегодня?» – снова подумала Лучи и накрылась простыней, пытаясь избежать головокружения, вызванного полуденным светом.

Постучал Хуан Кариньо, и Лучи быстро натянула платье. Редко когда безумец заходил в комнаты женщин.

– Открыто, сеньор президент.

– Альварес напрашивается на неприятности. Что-то случится…

– Вы так думаете, сеньор президент? – пробормотала, приуныв, Лучи.

А тем временем в синеве моих небес, не омраченных ни единым облачком, все кружили и кружили стервятники, следя за телами повешенных в Транкас-де-Кокула.

– Что-то должно случиться! – повторяли собравшиеся в доме доньи Матильды.

Все устали и не знали, о чем говорить: темы для бесед иссякли. Перед нами растянулась ночь, долгая и тягостная, как и все остальные. Звезды казались ближе в жарком дрожащем воздухе, они словно висели на деревьях. Разговор застыл, повторялись лишь имена Хулии и Росаса.

– Еще и эти, в отеле! – Эльвира Монтуфар была полна обиды на упрямство любовников, не желавших делиться с нами своей тайной.

Они игнорировали нас, были недосягаемы, и слова возвращали нам лишь размытые тени их далеких фигур. Они не жаждали нашего общества. Их вела самоубийственная гордыня, а мы ожесточенно пытались разгадать то скудное, что просачивалось до нас сквозь стены отеля «Хардин».

– Они все покойники! – заявила донья Кармен.

Услышав это, Изабель вспомнила ночные шаги и настороженный свист, который их сопровождал. Она тогда была маленькой и просыпалась в испуге от звуков, доносившихся с улицы, как будто кто-то громко стучал в церкви.

– Нико! Мне страшно! – И она с братьями слушала, как удалялись зловещие шаги, а улица вновь погружалась в тишину.

– Кто ходит в такое время? – спросил Хуанито, дрожа от страха.

– Это смерть, Хуанито. Пришла за кем-то…

– Шшш! Не зовите ее… Не надо, чтобы она нас слышала, – отзывался Николас, испуганно прячась под одеяло.

– Это Федерико, – отвечала им мать из соседней комнаты.

– Наверное, нужно принимать роды, а Аристидес в отъезде, – вторил ей отец.

– Как же этот парень рискует! – уже тихо говорила своему мужу Ана.

– Он свистит, потому что ему страшно, – отвечал ей дон Мартин.

Дети слышали странный разговор родителей. А потом смотрели на Федерико, не понимая, что тот ищет среди ночи, свистом отгоняя страх.

– Изабель, что ищет Федерико, когда доктор уходит?

– Не знаю.

– Неправда, ты знаешь все.

– Да, но я не знаю, что ищет Федерико.

Теперь донья Кармен, обмахиваясь японским веером, ожидала смерти Хулии и Франсиско Росаса.

– Служанки рассказали мне, что видели сегодня утром трех повешенных индейцев, – ответила сеньора Монтуфар, делая глоток освежающего напитка из гибискуса.

– Грех какой!

В памяти Изабель всплыло имя