Приключения Джека Баллистера. Отто Серебряная Рука - Говард Пайл Страница 14

class="p1">Поздним вечером Фриц, свинопас, сидел за столом и ел овсянку из большой деревянной миски. Его жена Катрина сидела на другом конце стола, а полуголые маленькие дети играли на земляном полу. Перед камином, свернувшись калачиком, лежала лохматая собака, а поросенок, хрюкая, чесался о ножку грубого стола рядом с тем местом, где сидела женщина.

– Да, да, – говорила Катрина, продолжая разговор. – Правда, что жители Дракенхауза – плохие люди, и я этого не отрицаю, но все равно жалко, что с таким простодушным ребенком, как молодой барон, так обращаются, и теперь, когда наш господин барон сделал так, что он никогда не сможет причинить нам вреда, я думаю, что его не следует оставлять умирать в одиночестве в этой темной камере.

Фриц, свинопас, в ответ только хмыкнул, не поднимая глаз от миски.

– Ну да, – сказала Катрина, – я понимаю, что ты имеешь в виду, Фриц, и что не мое дело лезть в дела барона. Но то, что говорила эта малышка сегодня утром, рассказывая об их милых разговорах, тронуло бы каменное сердце. Ты постараешься дать Рыжебородому понять, что этот бедный мальчик, его сын, смертельно болен там, в темной камере, правда же, Фриц?

Свинопас со стуком уронил деревянную ложку в миску.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Ты с ума сошла, что говоришь мне такие вещи? Если бы тебя услышал наш господин барон, он отрезал бы тебе язык, а мне отрубил бы голову. Неужели ты думаешь, что я вмешаюсь в такое дело? Послушай, эти гордые властные бароны гоняют нас туда-сюда; они бьют и убивают нас, как им заблагорассудится. Наши жизни для них стоят не больше, чем жизнь какой-нибудь моей черной свиньи. Зачем мне лезть в петлю, когда они стригут друг друга? Чем меньше их будет, тем лучше для нас, говорю тебе. У нас, бедных людей, и так достаточно тяжелая жизнь, чтобы рисковать, помогая им выпутаться из бед. Как ты думаешь, что будет с нами, если барон Генрих узнает о том, что мы рассказали о его делах Рыжебородому?

– Ну, – сказала Катрина, – тебе и надо-то просто сказать Рыжебородому, в какой части замка лежит маленький барон.

– И что бы это дало? – спросил Фриц.

– Не знаю, – сказала Катрина, – но я обещала малышке, что ты найдешь барона Конрада и расскажешь ему об этом.

– Ты наобещала ей яиц от кобылицы, – сердито сказал муж. – Как мне найти барона Конрада, чтобы передать ему послание, если наш барон тщетно ищет его вот уже два дня?

– Однажды ты его нашел и, может быть, найдешь снова, – сказала Катрина. – Потому что вряд ли он далеко уйдет отсюда, пока его мальчик так нуждается в помощи.

– Ты с ума сошла, что говоришь мне такие вещи?

– Я не хочу с этим связываться! – сказал Фриц, поднялся со скамьи, и, тяжело ступая, вышел из дома.

Но Катрина не раз слышала, как он и раньше от чего-то отказывался, и знала, что, несмотря на свое «нет», он рано или поздно сделает так, как она хочет.

Два дня спустя невысокий толстый одноглазый мужчина в кожаной куртке и круглой кожаной шапочке с трудом поднимался по тропинке к задней двери Труц-Дракена, спина его сгибалась под тяжестью короба уличного торговца. Это был наш старый друг Одноглазый Ганс, хотя в таком виде его вряд ли узнал бы родной брат, ведь помимо того, что стал разносчиком, он внезапно удивительно потолстел.

Тук-тук-тук! Он постучал в дверь узловатым концом своего кривого шипастого посоха. Подождал немного, а затем постучал снова – тук-тук-тук!

Вскоре со щелчком открылась маленькое квадратное окошко в двери, и сквозь железные прутья выглянуло женское лицо.

Одноглазый Ганс сорвал с головы кожаную шапочку.

– Добрый день, красавица, – сказал он, – не нужны ли тебе стеклянные бусы, ленты, расчески и еще какие-нибудь мелочи? Я пришел из самого Грюнштадта с целым ворохом таких прекрасных вещей, каких ты никогда раньше не видела. У меня есть кольца, браслеты и ожерелья из чистого серебра с бриллиантами и рубинами, твой парень только ахнет, когда увидит тебя в них. И все они такие дешевые, что тебе стоит только сказать «я хочу их», и они твои.

Лицо в окошке с испугом посмотрело налево и направо.

– Тише, – сказала девушка и приложила палец к губам. – Послушай, тебе лучше убраться отсюда как можно быстрее, бедолага, потому что, если господин барон застанет тебя здесь тайно беседующим у задней двери, он спустит на тебя волкодавов.

– Фу, – сказал Одноглазый Ганс с усмешкой, – барон слишком большая шишка, чтобы обращать на меня внимание, а волкодавы или не волкодавы, я никак не могу уйти, не показав тебе красивые вещицы, которые я привез из города, даже рискуя собственной шкурой.

С этими словами он сбросил короб с плеч и принялся распаковывать, а круглое лицо девушки (ее глаза расширились от любопытства) смотрело на него сквозь железные прутья решетки.

Ганс вытащил ожерелье из голубых и белых бусин, блестевших на солнце, как драгоценные камни, среди них сверкал филигранный крестик.

– Видела ли ты что-нибудь красивее? – спросил он. – Посмотри-ка, а вот гребень, любой серебряных дел мастер поклянется, что он весь целиком из чистого серебра. – Затем мягким, льстивым голосом добавил: – Разве ты не можешь впустить меня, моя птичка? Наверняка здесь есть и кроме тебя девушки, которые захотят что-нибудь купить у бедного торговца, который проделал весь путь из Грюнштадта только для того, чтобы порадовать красавиц из Труц-Дракена.

– Нет, – испугано сказала девушка, – я не могу впустить тебя, не знаю, что бы сделал со мной барон даже сейчас, если бы узнал, что я разговариваю с незнакомцем у задней двери.

И она сделала вид, что хочет захлопнуть маленькое окошко у него перед носом. Но Одноглазый Ганс просунул свой посох между прутьями решетки, и ставень остался открытым.

– Нет, нет, – горячо сказал он, – не уходи от меня так сразу. Посмотри, дорогая, видишь ли ты это ожерелье?

– Да, – ответила она, жадно разглядывая бусы.

– Тогда послушай: если ты только позволишь мне войти в замок, чтобы я мог поторговать там, я отдам его тебе, и ты ничего не заплатишь за него.

Девушка смотрела и колебалась, но искушение было слишком велико. Послышался звук мягко отодвигаемых засовов, дверь немного приоткрылась, и в мгновение ока Одноглазый Ганс проскользнул внутрь со всем своим снаряжением.

– Ожерелье, – испуганно прошептала девушка.

Ганс сунул его ей в руку.

– Оно твое, – сказал он, – а теперь не поможешь ли ты мне?

– Пойду скажу сестре, что