Что же дальше, маленький человек? - Ганс Фаллада

Ханс Фаллада

Что же дальше, маленький человек?

Hans Fallada

KLEINER MANN – WAS NUN?

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2024

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2024

Пролог

Беззаботные

Пиннеберг узнает об Овечке кое-что новое и принимает серьезное решение

Сейчас пять минут пятого. Пиннеберг только что проверил. Белокурый молодой человек приятной наружности, он стоит перед домом номер 24 по Ротенбаумштрассе и ждет.

Итак, уже пять минут пятого, а Пиннеберг договорился встретиться с Овечкой без четверти четыре. Он засовывает часы обратно в карман и только сейчас бросает взгляд на табличку, висящую на двери дома номер 24 по Ротенбаумштрассе. Надпись гласит:

«Доктор Сезам.

Женские болезни.

Прием с 9 до 12 и с 4 до 6».

«Ну вот! Уже пять минут пятого. Только закурю, как Овечка, конечно, сразу появится из-за угла. Нет уж. Сэкономлю на сигарете. И без того сегодня опять придется потратиться».

Пиннеберг отводит взгляд от таблички. Ротенбаумштрассе застроена только с одной стороны, а с другой – за проезжей частью, за деревьями, за набережной – течет Штрела. Здесь она уже довольно широкая – скоро впадет в Балтийское море. Дует свежий ветерок, кусты покачивают веточками, тихонько шелестят деревья.

«Живут же люди, – думает Пиннеберг. – У этого Сезама наверняка комнат семь. Зашибает, поди, бешеные деньги. Сколько же он платит за жилье… Двести марок? Триста? Да кто его знает! Десять минут пятого!»

Пиннеберг лезет в карман, достает из портсигара сигарету и закуривает.

Из-за угла выпархивает Овечка: белая юбка в складочку, чесучовая блузка, шляпки нет, белокурые волосы растрепаны.

– Привет, милый. Раньше не смогла вырваться. Бурмейстерша сегодня очень сильно чудила. Сердишься?

– Ни капли. Вот только мы теперь просидим там целую вечность. Пока я жду, уже человек тридцать зашло, не меньше.

– Ну они же не все к врачу. И потом, мы ведь по записи.

– Видишь, как правильно мы сделали, что записались!

– Конечно, правильно. Ты всегда прав, милый! – На лестнице она сжимает ладонями его лицо и порывисто целует. – О господи, как же я рада, что ты снова со мной, милый. Подумать только – почти четырнадцать дней!

– Да, Овечка, – отвечает он. – Мне сразу расхотелось сердиться.

Дверь распахивается. Из полутемного холла на них гаркает белый призрак:

– Страховка!

– Да вы нас хоть впустите, – говорит Пиннеберг и подталкивает Овечку вперед. – И вообще, мы частным образом. По записи. Моя фамилия Пиннеберг.

При словах «частным образом» призрак поднимает руку и включает в холле свет.

– Господин доктор сейчас подойдет. Минутку, будьте добры. Пожалуйста, проходите туда.

Они идут к какой-то двери, минуя другую, полуоткрытую. За ней, по-видимому, общая приемная, где сидят те тридцать человек, которые зашли на глазах у Пиннеберга. Все видят их с Овечкой, и поднимается ропот:

– Да что же это такое!

– Мы раньше пришли!

– Зачем мы вообще платим страховые взносы?

– И побольше, чем этакие франты!

На пороге появляется медсестра.

– Тише, пожалуйста! Вы мешаете господину доктору! Вы все не так поняли. Это зять господина доктора с женой. Так ведь?

Пиннеберг польщенно улыбается, Овечка устремляется к нужной двери. На мгновение воцаряется тишина.

– Живей, живей! – шепчет медсестра, подталкивая Пиннеберга. – Какие же наглые пациенты приходят по страховке! Возомнили о себе невесть что – и это за гроши, которые платит больничная касса…

Дверь захлопывается, Овечка и ее милый оказываются среди красного плюша.

– Тут он, видимо, принимает частных пациентов, – замечает Пиннеберг. – Как тебе? По-моему, ужасно старомодно.

– Все это так гадко, – отзывается Овечка. – Мы ведь тоже обычно ходим к врачам по страховке. Вот так и узнаешь, что говорят у нас за спиной.

– Ну что ты переживаешь? – увещевает он. – Так устроен мир. Мы маленькие люди, с нами не церемонятся…

– Да как тут не переживать…

Дверь открывается, появляется другая медсестра.

– Герр и фрау Пиннеберг? Господин доктор просит вас немного подождать. С вашего позволения, я пока заполню карту.

– Да, конечно, – соглашается Пиннеберг, и тут же следует первый вопрос:

– Сколько вам лет?

– Двадцать три.

Дальше все пошло как обычно.

– Имя – Йоханнес. – Запнувшись, он добавляет: – Бухгалтер.

И продолжает более гладко:

– На здоровье никогда не жаловался. Ну, в детстве, конечно, болел чем положено, но не более того. Насколько я знаю, мы оба здоровы.

И снова, после небольшой заминки:

– Да, мать жива. Отец нет, умер. Отчего умер, не могу сказать.

Потом Овечка:

– Двадцать два. Эмма.

Теперь запинается она:

– В девичестве Мёршель. Здорова. Родители живы. Оба здоровы.

– Хорошо, одну минуту, пожалуйста. Доктор скоро освободится.

– К чему все это, – бурчит Пиннеберг, когда дверь захлопывается. – Мы же всего-навсего…

– Ты так замялся на бухгалтере.

– А ты на «в девичестве Мёршель»! – смеется он. – Эмма Пиннеберг, по прозвищу Овечка, в девичестве Мёршель. Эмма Пинне…

– Уймись! О боже, милый, мне очень нужно кое-куда… Как ты думаешь, где тут?

– Вечно с тобой одно и то же! Вместо того чтобы сходить зара…

– Да сходила я, милый! Правда сходила. Еще на рынке у ратуши. За целых десять пфеннигов. Но когда я волнуюсь…

– Овечка, потерпи немного. Если ты и впрямь…

– Милый, ну мне надо…

– Проходите, – раздается голос.

В дверях стоит доктор Сезам – знаменитый доктор Сезам, о большом, а по мнению некоторых, даже добром сердце которого говорит полгорода и четверть округи. Он написал популярную брошюрку о половом вопросе, и именно поэтому Пиннеберг набрался смелости обратиться к нему и записаться на прием вместе с Овечкой.

И вот этот самый доктор Сезам стоит в дверях и говорит:

– Проходите.

Пиннеберг, переступая порог кабинета, бросает на него робкий взгляд. Человек изо дня в день занимается такими вещами, к нему толпами идут женщины…

Овечка думает: «Он похож на доброго папу, славного, но уставшего. Ему бы выспаться».

– Вы мне писали, герр Пиннеберг, – говорит доктор и роется на столе в поисках письма. – Вы пока не можете иметь детей, так как семье не хватает денег.

– Да, – говорит Пиннеберг, ужасно смущаясь.

– Вы пока раздевайтесь, – говорит врач Овечке и продолжает: – И вам нужно надежное средство. Чтобы надежнее некуда… – Он скептически смотрит на них через золотые очки.

– Я читал в вашей книжке, – говорит Пиннеберг, – эти пессуарии…

– Пессарии, – поправляет доктор. – Да, но не любой женщине они подходят. И потом, бывают всякие затруднения. Получится ли у вашей жены…

Он поднимает на нее взгляд. Овечка уже начала раздеваться, сняла часть вещей – блузку и юбку. Она высокого роста, со стройными ногами и широкими плечами.

– Что ж, к делу, – говорит врач. – Блузку для этого снимать вовсе не обязательно, деточка.

Овечка густо краснеет.

– Да уж оставьте, пусть лежит. Идите сюда. Минуточку, герр Пиннеберг.

Вдвоем они уходят в соседнюю комнату. Пиннеберг смотрит им вслед. Доктор Сезам не достает «деточке» даже до плеча, а в одних трусах Овечка кажется особенно высокой. Пиннеберг в очередной раз думает: какая же она красивая, лучшая девушка на свете, другой такой нет. Он работает в Духерове, а она здесь, в Плаце, и встречаются они от силы раз в четырнадцать дней, а потому его восторг всегда свеж, а аппетит просто неописуем.

Из-за стены доносится голос врача, время от времени он задает вопросы, какой-то инструмент звякает о поддон; этот звук он не раз слышал у зубного – очень неприятный.

Вдруг Пиннеберг вздрагивает – такого голоса он у Овечки еще не слышал. Она говорит очень громко, звонко, почти кричит: